Ратьша удовлетворенно крякнул, но Эйнар тут же вежливо уточнил:
— Нам не надо епископа. Нам нужен отец Николай.
— Да такой молебен любой отслужить может, — Досадливо махнул рукой Хвощ, но, чувствуя, что дотошный викинг вряд ли отвяжется, попытался еще раз вильнуть для пущего правдоподобия. — Кто посвободнее будет от служб церковных, того и пришлем. Можно и Николая. Почему же нет. Словом, исполним мы, — и тут же заторопился, зачастил: — Конечно, это дело богоугодное. К тому же такой молебен во здравие непременно князю Константину поможет. Тут верно было говорено — общая молитва сильнее во сто крат и до Бога быстрее долетит. А уж коли она от души возносится...
— И ежели ее отец Николай честь будет, — добавил негромко Эйнар.
— Да он их неотступно у одра болящего читает, — снова вильнул лисьим хвостом Хвощ и изумленно развел руками. — Уж и заменить его хотели сколько раз — мол, отдохни малость от трудов всенощных, а он ни в какую, все…
— А завтра с нами на молитву встанет, — вновь негромко, но твердо произнес викинг. — Оно, глядишь, и ему веселее от одного вида нашего станет.
— В чем же тут веселье? — не понял Хвощ. — Молебен — дело серьезное, тут радость на ликах без надобности.
— А увидит, сколько у князя Константина доброхотов, готовых от всего сердца во здравие его помолиться, и возрадуется его душа, силы новые объявятся, — пояснил ярл.
— Ну, нечего тут из пустого в порожнее переливать, — хлопнул здоровой рукой себя по колену Ратьша и подытожил: — Завтра отца Николая и лекарку нам сюда приведешь, тогда и далее речи вести можно. Ныне уже время позднее, добрым людям отдыхать надо, — с трудом поднимаясь на ноги, тысяцкий добавил: — Прямо на зорьке утренней ожидать их будем. А покамест спите спокойно. Я вас тревожить не буду, — и криво усмехнулся. — Чай, не Иуда — в спину не бью.
Но поспать Хвощу за всю ночь так и не удалось. Иссякший было водопад бранных слов, на которые обычно князь Глеб не был большой охотник, но тут, вопреки обыкновению, излил все ему известные эпитеты на головы Онуфрия и Мосяги, чудодейственно возобновился с новой силой, после того как был выслушан Хвощ. Бегая по просторной светлице и ни на минуту не закрывая рта, из которого лилась ругань, не часто слышимая даже среди смердов, князь как никогда внешне походил на половца. Небольшие глубоко посаженные глазки он до того прищурил, что они виднелись на желтовато-смуглом лице лишь двумя маленькими черточками.
«Ему бы рубаху на халат поменять да штаны на кожаные — вылитый басурманин», — устало подумал Хвощ, держась за живот, где в правом боку уже который час во весь голос вопила, напоминая о своем существовании, тупая тянущая боль. Вражеское копье, пропоров ему внутренности, изрядно задело печень, которая и давала нынче о себе знать. Терпел боярин сколько было сил, страдальчески морщась и ухватив обеими руками больное место, будто от этого могло хоть чуть-чуть полегчать, но Глеб соизволил заметить безмолвные муки Хвоща лишь ближе к утру. Досадливо скривившись и буркнув: «Нашел время болеть», — будто тот волен был его выбирать, он распорядился послать двух холопов к девке-лекарке за зельем для боярина Хвоща. Она его уже пользовала ранее по княжьему повелению, так что знает, от чего лечить. Да чтоб мигом, немедля все принесли.