— Хорошо выкрутился, — по достоинству оценил его речь Константин. — Значит, говоришь, что ты — лишний стимул для моего молчания. Ну, дай-то Бог. Я другого боюсь. Как думаешь, неужели он такого опасного свидетеля, видевшего и слышавшего, как он своего брата пытает перед смертью, выпустить решится? Что-то я сомневаюсь.
— Коли надо будет, то и я с тобою вместе ту чашу смертную изопью, — последовал твердый ответ.
— Ну а как там, на воле? — засмущавшись от суровой прямоты слов отца Николая, поинтересовался Константин, резко меняя тему разговора. — Доброгневе ведь не дали и слова мне сказать. Надеюсь, все целы?
— С тех пор как ты здесь, ничего не изменилось. Отрок твой Михаил, когда Ожск жгли, в отлучке еще был...
— Ну, он самое раннее через неделю подъедет, — почти весело отозвался Константин. — Так что им его не видать, как своих ушей. А кроме него способ приготовления пороха ни одна живая душа не знает. Ты вот что, отче, — помолчав с минуту, решительно продолжил он. — Сейчас лучше отдохнем, чтобы к сегодняшнему вечеру силы сберечь. Но запомни единственное, что я тебя попрошу. Пожалуйста, когда придет князь Глеб со своим Парамошей, молчи как партизан. Может, и забудут они про тебя.
— А может быть, я смогу укротить гнев их, обращенный на тебя, — робко возразил священник.
— Не сможешь, — сердито буркнул Константин и иронично добавил: — И не вселить тебе смирение в душу их, и не убрать гордыню из сердец жестоких, ибо звери они, даже хуже. А то рубанет князь Глеб острой сабелькой, и одним праведником на земле 'Рязанской меньше будет, а их здесь и так по пальцам одной руки пересчитать можно, — немного передохнув и отдышавшись, он продолжил: — Ты, кстати, никогда не задумывался, что, может, это как раз я здесь случайный гость. Может, так все и было спланировано лишь для того, чтобы именно ты здесь оказался и разумное, доброе, вечное сеял, а?
— Предложено тебе было, — не согласился отец Николай. — Если же по-твоему судить, то какой-то чрезмерно сложный обходной путь выбран был, дабы я здесь очутился. Они, конечно, Высшие Силы, но зачем так-то было закручивать?
— Не знаю зачем, — упорствовал в своей неожиданной догадке Константин, — но ты сам вдумайся. Мне ведь, по сути дела, локальные задачи предстоят, как я их вижу. Ну, объединить всех воедино, ну, татарам зубы пересчитать на Калке, ну, Батыю хребтину поломать, вот и все. А кроме того, для моей работы замена есть. Меня не станет — аж двое останутся. Тут тебе и изобретатель, тут и вояка кадровый. Ты же у нас один. Вдумайся, отче, — совсем один. И заменить тебя некому. А то, что ты посеешь, через десятилетия лишь всходы даст. Через сто лет, при удачном раскладе, зацветет, через двести колоски соком нальются и лишь через три-четыре века урожай свой дадут. Вот и получается, что многовековая сверхзадача на твоих плечах, а не на моих. И ответственность на тебе за твою собственную жизнь лежит неизмеримо большая.