Крест и посох (Елманов) - страница 147

Ему с тоской подумалось: «Неужто Глеб во всем прав? Неужели только подлейший может победить в борьбе? Дудки. Ведь был же Святослав, который даже врага предупреждал: «Иду на вы». Хотя... как раз у него никогда и не было соперников в борьбе за власть. А Владимир Мономах? — всплыло спасительное, и тут же к нему добавилось еще одно имя. — И отец его, Всеволод Ярославич. Он ведь тоже уступил старшему брату Изяславу».

Однако Глеб будто читал мысли узника.

— Ты, может, скажешь про то, какой был добрый сын Ярослава Мудрого, который княжение киевское сам брату отдал? Так и тут причина иная может быть — сил ратных не хватало для сечи, вот и все.

— Он сам его позвал на Русь из ляхов. И пришел Изяслав в Киев лишь с дружиной малой.

— Бывает, — понимающе кивнул головой Глеб. — Вон яблоню взять. Плоды все сплошь румяные, будто солнышко, а поискать — и такое же спелое с нее сорвешь, но зеленое, будто яхонт[65]. Только оно одно-одинешенько с отличкой такой, остальные же иначе глядятся.

— Но потомки именно зеленого яблока нынче во Владимире сидят, — не уступал Константин.

— Сидят, — не возражал Глеб. — Стало быть, семечки его побеги хорошие дали, а на побегах тех выросли...— тут он сделал многозначительную паузу и жестким уверенным тоном закончил, как отрезал: — Сызнова румяные яблочки, — и вновь обнажил белоснежные, слегка влажные, выпирающие вперед клыки: — Думаешь, не ведаю я, почто ты память нашу родовую копать удумал, уверить меня в чем-то добром жаждешь? Мыслишь, будто я тут сопли распущу, обниматься полезу, на груди твоей слезу горячую уроню? — и с упреком продолжил: — Эх ты. Раньше о том думать надо было. До Исад. Порубили бы всех дружно на пиру том, и ныне ты мед хмельной пил бы в светлице чистой за столом широким или девкой услаждался в ложнице княжьей. Ожск твой опять же целый стоял бы, а не в головешках дымился.

Он подошел поближе к Константину и присел на корточки, не спуская с узника своих глубоко посаженных маленьких змеиных глаз. Правая рука его машинально опустилась на земляной пол, нащупала Парамоновы приспособления для пытки, выбрала из них кочергу с расплющенным концом и молча протянула ее палачу. Тот услужливо подхватил протянутый инструмент, метнулся к жаровне и, опустив ее туда, принялся энергично раздувать багряные угли, успевшие подернуться тончайшей серой пленочкой.

— А еще потому ты так охотно говоришь со мной нынче, — грустно произнес Глеб, продолжая гипнотизировать своим гадючьим взглядом Константина, — что боишься. И правильно. Как только закончим беседу нашу, так и к делу приступим. А знаешь, — едва замолчав, вновь начал он, чуть кривя в усмешке тонкие губы, — почему я тоже не спешу? Вовек не угадаешь. Хочешь на спор?