Правда, один из воинов слегка обиделся на священника, когда тот в ответ на его просьбу отказал в благословении и даже не замедлил своего ровного шага, а тут же, на ходу, порекомендовал омыть руки, ибо они у него, дескать, в крови невинных. Вой долго и тупо разглядывал свои заскорузлые лапы, затем пришел к выводу, что поп лжет и наглеца надо бы примерно проучить, но расстояние, на которое Николай от него удалился, было уже изрядным, и оставалось только сокрушенно махнуть рукой — ушел целым, гад.
К вечеру же другого дня, когда прибыли Глебовы порученцы, на месте бывших мастерских лишь вяло дымились последние головешки. Сами вояки и не подозревали, как сильно им повезло, поскольку ко времени поджога склад, если только так можно выразиться, готовой продукции был совершенно пуст. Все работники, кроме кузнеца, вместе с «генеральным конструктором» находились в творческой командировке, а проще говоря, выехали пополнять закончившиеся запасы необходимых для изготовления пороха ингредиентов, и приехать кони должны были не ранее чем через неделю, а то и полторы. Иначе могло грохнуть так, что будь на месте Ожска даже сама стольная Рязань, и то добирая половина ее превратилась бы в руины. О резиденции же князя Константина и вовсе говорить было бы глупо — не уцелело бы ничего.
Впрочем, пострадали от пожара не только мастерские, больше половины ожских домов выгорело без остатка. На счастье остальных жителей ненасытный огонь не сумел как следует разбушеваться в поисках новой пищи для своей бездонной красной пасти, угомонившись из-за внезапно прошедшего ливня.
Опрос порученцами князя Глеба ожских кузнецов тоже ничего не дал. Тот, кто мог бы им ответить что-то вразумительное, лежал без сознания, череп его был проломлен ударом кистеня, нанесенным походя. Словом, вернулись они ни с чем, и тогда Глеб понял, что для выяснения этой загадки ему нужен сам князь Константин, причем живой и по возможности здоровый.
Еще день назад тот был для Глеба очень опасен, потому и последовал приказ изничтожить Константина немедля, не вступая с ним ни в какие разговоры, а то мало ли что он успеет наболтать. Теперь же новые гонцы помчались во все стороны с иным предупреждением — брать только живьем. Причем за поимку награда немедленно увеличивалась с девяти до двадцати гривен серебром. Вдобавок Глеб справедливо рассудил, что рядом с его братцем в этот тяжкий час могут оказаться лишь самые верные слуги, которые полностью или частично посвящены в тайну нового оружия. Он пообещал, что за каждого из спутников Константина дополнительно будет уплачено еще по гривне, но только при одном условии — если схваченный будет жив. За мертвого полагалась другая, куда более экзотичная награда — два десятка плетей. Мастерство княжеского ката Парамона знали все, оно-то и внушало твердую уверенность в том, что захвачены все будут живыми.