— На этот счет показаний нет, — ответил судейский. — Возможно, в суматохе он сам упал на собственный нож.
— Да ну? Аж три раза? И один раз — горлом?
— Все может быть. — уклончиво сказал служитель закона.
Почему-то это невинное замечание окончательно вывело офицера из себя:
— Ах ты крыса бумажная!!! Да я тебя...
Но в суде городского магистрата славной столицы королевства Кильдар уже накопили опыт общения с буйными посетителями. Торнан еще только успел вскочить, а на плечах его повисли сразу четверо стражников.
— Увести, — скомандовал чиновник, — пусть в камере остынет.
— Слон без хобота! Кабан кастрированный! Петух ощипанный! Любовник козлиный! — ревел Торнан, пока стражники волокли его по коридору (с должным почтением — капитан все-таки) в отведенную ему камеру.
Когда его впихнули внутрь, он еще успел метнуться к двери, но на какой-то миг опоздал, и засов лязгнул перед самым его носом.
От души вмазав обеими кулаками в потемневшие дубовые доски, Торнан плюхнулся на топчан и уселся, повесив голову. Вспышка ярости словно отняла у него все силы. Даже когда через час принесли миску с густым варевом из солонины и несколько ломтей хлеба — завтрак, он же обед, он же ужин, — капитан не стал кидать пайку в лицо разносчику через дверцу, как сделал вчера, а смиренно попробовал это съесть. Но, несмотря на то что брюхо уже подводило, он сумел заставить себя проглотить лишь пару ложек, подумав, что если таков паек привилегированного узника-офицера, то чем же кормят простых смертных? В дни его юности заточенных как будто кормили лучше...
Подтянувшись на ржавой решетке, капитан выглянул в пустой двор.
Высокие каменные стены, сложенные из слегка отесанных валунов, строгие башни и кажущееся тускловатым небо в колодце стен, вызывающее безотчетную тоску. По коридорам таскали арестантов, грохоча железом, проходили стражники. Слышалась перебранка и затейливый мат. Нарочито громко заверещала баба — не иначе, в кордегардии охрана развлекалась с пойманной проституткой.
— Э-э-э! — только и выдохнул Торнан, потому что слов у него уже не находилось.
Солнце перевалило за полдень, когда в дверях его камеры вновь загремел запор. Неужели его опять будут допрашивать треклятые крючкотворы? Или, может, его поведут на прогулку — вроде заключенных иногда полагается прогуливать, чтобы не зачахли от тюремного смрада?..
Но когда увидел, кто вошел в камеру, вмиг забыл о тюремных обычаях.
Еще раз внимательно окинул взглядом гостью. Синее облачение, метущее пол, серебряно-золотой нагрудник, сияющий самоцветами, лицо...