Стисни зубы и помни, зачем всё это и для чего…
На ведущей от императорского замка дороге появилась ещё одна процессия, на сей раз — со внушительного вида ковчегом, что тащили на паре длинных шестов восемь носильщиков. В ковчеге — те самые императорские регалии, спрятанные истинным правителем Мельина и переданные Клавдием барону Брагге.
Да что ж так жарит это проклятое солнце?! Пот стекает по шее, спине, плечам, кожа горит под сталью; словно ты — не проконсул, отшагавший бесчисленные лиги в строю когорт, а изнеженный мальчишка-сквайр, только-только оставивший родовой замок, и сделавшийся оруженосцем соседа-барона.
Распорядитель церемонии, по обычаю, старейший из баронов, «могущих сесть в седло и держать копьё», неловко переставляя ноги в явно тяжёлых для него доспехах, шагнул к опущенному ковчегу. Откинул кованую крышку.
На атласе засияла бесчисленными самоцветами императорская корона. Клавдий медленно протянул руки, осторожно коснулся начищенного золотого обода. Поднял венец над головой.
Четверо легатов немедля встали по обе его стороны; проконсул начал медленно подниматься по ступеням. Брагга и его свита ждали у подножия.
Корону проконсул держал высоко, золото блистало ярко; и на душе у Клавдия было покойно, как никогда.
Вот и последняя ступень.
Клавдий останавливается, поворачивается и нескончаемый миг смотрит прямо в лицо Брагге. Потом поднимает корону ещё выше, так высоко, как только может — и начинает речь.
Он говорит заученными фразами о верности легионов, о том, что они — плоть от плоти Империи, что они — её разящая длань. Проконсул не мастер долгих и красивых речей, это известно всем, поэтому он не особо усердствует. От имени всех, кто носил латы и щит с изображением василиска, он клянётся в верности новому повелителю, и легаты, как один, повторяют его слова.
Печёт немилосердное солнце. И спастись от него можно одним-единственным.
Старческие руки архиепископа, все в сиреневых жилах и коричневатых пятнах, протягиваются к короне, слегка трясясь. Клавдий преклоняет колено и, опустив голову, вручает реликвию первосвященнику. Проконсул не слышит гула толпы, одобрительных возгласов — долго живи, Император!
Брагга медленно преклоняет колени, вновь поднимается. И так же медленно направляется вверх по ступеням.
Дрожат руки первосвященника.
Взор Клавдия словно прикован к процессии. Рядом с легатами появляется стража, но это уже ничего не изменит.
Брагга в одной ступени от архиепископа.
Слишком жарко, Клавдий. Слишком жарко. А воды нет и не будет.
И передовому легиону надо продержаться, пока не подтянутся главные силы.