Да, это был их последний день вместе. Отец уходил усмирять восстание Безумных Богов, мама… уходила тоже. Кэр не помнил, куда и зачем. Главное — что она оставляла его, не брала с собой. Бросала на тётку. Аглая была доброй, но всё равно — как может она заменить его маму?!
Грохочет водопад.
«…и вспененного демона ничем не усмирить!» — дочитывает мама вслух чьи-то стихи.
А его усмирили.
Что-то горячее пробивается по самому краю сознания и памяти — грохот водопада, блеск солнца среди круглых смарагдовых листьев, шершавость нагретого солнцем Долины камня.
Мама, отец! Я вас подвёл.
«Нет, Кэр, ты ещё не успел. Но уже очень, очень близок».
Вставай, ты, лежебока!
Это уже он сам себе.
Не то дракон, не то вепрь — странное тело, заключившее в себя сознание Кэра Лаэды, вздрагивает, поджимает лапы, подтягивает их под себя.
Кажется, что рвутся все жилы. Кажется, он успел прирасти к земле, чем бы она здесь ни оказалась; а вот Чёрная башня помогает, словно подталкивая в спину.
…Вертясь, ломая крылья, диким, безумным клубком из схватки выкатывается изумрудный дракон. Грудь вспорота, видно, как бьётся сердце, толчками выплескивая из раны дымящуюся кровь. Вайесс умирает, она поворачивает голову, в упор глядя на некроманта.
В глубине разорванной груди ползает целый сонм отвратительных ярко-зелёных змей.
«Добей!» — умоляет драконица.
Где-то далеко-далеко, на другом краю света, покрывается паутиной трещин Кристалл Магии, доверенный погибающей Вайесс.
Хрупкая драгоценность Эвиала на миг тускнеет, потом на мгновение вспыхивает нестерпимо-ярко, ночь в глубокой пещере сменяется летним полуднем — и, вместе с отлетающим вздохом умирающей Хранительницы, Кристалл взрывается.
Фесса-Разрушителя подбрасывает, он оказывается на ногах. Неведомая волшба ещё пригнетает к тёмному покрывалу, но тупой обречённости уже нет, заклятье перебито потоком чистой силы; Вайесс застыла бесформенной грудой обугленной плоти, некромант слышит неистовый рёв остальных драконов и видит, как бессильно падает, переломившись прямо в воздухе, бронзовая Менгли, задетая одним из клинков шестирукого.
Теперь некроманта почти швыряет на Салладорца. Когтистая лапа рвёт тянущиеся зеленые щупальца, эвиалец отшатывается, всё ещё что-то бормоча, — Фесс разбирает слова заклятья, но поток высвобожденной мощи в клочья рвёт ещё не составившиеся чары.
Но трое слуг Эвенгара напирают, и даже Тёмная Шестёрка не в силах им противостоять. Крылатая бестия бросается на Сиррина, заключая его в кокон собственных крыльев; пробивая кожу и кости, наружу высовываются сотни острейших шипов, но уже поздно, слишком поздно — крылья расходятся, а на месте одного из Шести — лишь слабо курящаяся кучка пепла.