Не ставил он себе во грех
Воображать, на что похожа
Она в постели без помех.
Николай Заболоцкий. «Рубрук в Монголии»
Старому почтенному негоцианту Ибузиру бен Кубрату снова привиделся нехороший сон. Будто бы со всех щелей его дома лезут к нему страшные, отвратительного вида демоны, тянут свои когтепалые руки и злобно хохочут. Ибузир проснулся в холодном поту, пнул старческой костлявой пяткой прикорнувшую на полу, у ложа, нагую наложницу. Та встрепенулась испуганно, вскочила, упала на колени, простерлась пред ногами хозяина, заглянула в глаза вопросительно — надо ль чего?
— Прочь с глаз моих, — цыкнул на нее бен Кубрат, и женщина — желтокожая, темноволосая, с большой грудью, именно такие нравились Ибузиру, — мгновенно исчезла в женской половине дома, не забыв прихватить с собой разбросанную по полу одежду — платье, шальвары, пояс. Знала — хозяин беспорядка не терпит.
Старый Ибузир уселся на ложе, почесал под халатом впалую, поросшую рыжеватым волосом грудь. Протянув руку, взял с резного столика серебряный кувшин с яблочным холодным питьем. Приподнял дрожащими руками и принялся жадно пить прямо из горлышка, не замечая, как холодная жидкость стекает по усам, по длинной узкой бороде, сильно напоминавшей козлиную, капает на полы халата и на шелковое покрывало ложа. По углам ярко горели светильники — бен Кубрат не любил спать в темноте, — сквозняк шевелил пламя, и по потолку, по обитым атласными портьерами стенам ползали страшные черные тени. Посмотрев на них, купец вздрогнул и с воплем швырнул в стену недопитый кувшин.
— Езекия! Езекия, мальчик мой! — закричал он, накидывая вышитое серебром покрывало на костлявые плечи. — Езекия!
— Звал, досточтимый? — Протирая кулаками заспанные глаза, на зов явился Езекия, племянник Ибузира, тощий, большерукий юноша с бледным миловидным лицом.
— Звал, звал, — махнул рукой купец. — Садись. — Он указал на низенькую скамеечку перед ложем, пожаловался: — Опять тот же сон!
— Про демонов? — понимающе кивнул Езекия. — Ребе Исаак советовал сделать щедрое подношение синагоге.
— Подношение? — Бен Кубрат с визгом вскочил с ложа. — Этому жирному ишаку всё еще мало? Да на прошлой неделе, тебе ли не знать, я пожертвовал синагоге целых пять мешков древесных углей на зиму! Чтоб он подавился тем углем, этот ползучий гад Исаак! Стой... — Купец подозрительно посмотрел на племянника: — А это не он ли тебе посоветовал намекнуть про подношение?
— Что ты, что ты, дядюшка Ибузир! — испуганно замахал руками Езекия. — Да разве ж я враг тебе? — Нет, ничего не пожертвует бен Кубрат на синагогу, зря он, Езекия, пообещал это ребе Исааку, «ползучему гаду», как выразился про него купец. Езекия поднял глаза к потолку: