Человек в Джеймсе — понимал.
Но сейчас Джеймс Ривердейл был не вполне человеком.
Кристобальд Скуна, знатный театрал, говорил: «Зверь есть в каждом из нас. Просто в китоврасе или Леониде это сразу заметно». Посвятив жизнь изучению агрессивных навыков хомобестий, фиксируя инстант-образ сражающегося минотавра или сатира, со всем спектром характерных приемов и ухваток, маг позже накладывал этот образ на психику человека-добровольца, совмещая несовместимое.
Слухи, будто бы у добровольцев начинались от этого телесные изменения, — ложь. Рогов, копыт или клыков ни у кого не вырастало. Но наличие рогов — не главное. Большие рыбы плавают на глубине, где тихо.
Тремя боевыми ипостасями Джеймса, выпускника храма Шестирукого Кри, были гнолль, стоким и гарпия. Гнолль-псоглавец первым сорвался с цепи. Рыча и брызжа слюной, он ничегошеньки не понимал.
Но жить хотел так, как людям и не снилось.
Со второго раза Джеймсу удалось прорваться к окну. Проломив раму телом, он вывалился наружу, чудом избежав удара в спину. Падение длилось вечность. Впору было поверить, что у молодого человека и впрямь прорезались крылья — или что-то случилось со временем, что безусловно куда обыденней, нежели крылатые виконты.
Он падал, и рычание превращалось в пронзительный визг.
Собаки так не визжат.
Так визжат гарпии, пикируя на добычу.
Внизу, на пустыре, привязана к крюку, торчащему из стены, ждала верблюдица. Беговая верблюдица, совсем молодая — на ней, вероятно, приехал второй подмастерье. Почему верблюдицу оставили здесь, а не завели во двор, оставалось загадкой. Когда ей на горб упала визжащая бестия, верблюдица не на шутку испугалась, оборвала повод и понесла.
В синюю ночь.
Под желтым месяцем.
Человек, тем более раненый, истекающий кровью, свалился бы со спины животного в первую же секунду. Но гарпия в Джеймсе Ривердейле хотела жить не меньше гнолля. Вцепившись в верблюдицу так, словно страшные когти гарпии на самом деле выросли у него взамен обычных ногтей, закостенев в мертвой хватке, хрипя и захлебываясь гортанным клекотом, Джеймс несся прочь, оставляя Баданден за спиной.
Он лишился чувств, но это ничего не значило.
Гарпия очень хотела жить.
* * *
Пламя свечей бьется в истерике.
Оно рвется прочь из кабинета, по которому, словно взбесившись, мечутся четверо людей. Их тени пляшут на стенах; одна из них кажется не вполне человеческой. Впрочем, в подобной круговерти легко ошибиться, приняв иллюзию за истину. Пламя хочет оборвать привязь фитиля, взлететь огненным мотыльком и сгинуть в синей ночи. Яростный рык гнолля, лязг стали, хриплые выдохи. Брызжет кровь — раз, другой, третий. Бойцы движутся быстро, нечеловечески быстро — глаз не успевает уследить за ними, клинки размазываются мерцающими полукружьями, безумный танец длится...