Пока литераторы излагали, Саланас незаметно для зрителя вел диалог с микрофоном. Из наушника с ним беседовал человек, сидевший на трибуне, почему-то не оборудованной камерами. Более того, ни одна камера не могла снять эту трибуну. Да если бы и задела случайно, зритель не обратил бы внимания на человека с обычным лицом, практически слившимся с фоном. Голос человека был спокоен, но настойчив:
— Давай, Мачо. Надо ковать железо, пока горячо. Дай ей произнести речь, раскрути на призыв к Отечеству. Население Союза должно ринуться голосовать за войну с Халифатом.
— Конечно, нет проблем, Мастэр. Но я же не могу перебить старика Фознера, он нас всех на работу принимал. У него еще три минуты. Потом психолог с лодки не помешает, а дальше она. Если психолог ляпнет что-то не то, мы его реплику сотрем.
Мастэр настаивал, да так, что в голосе появились властные нотки, а на лице стали проступать жесткие черты. Но убедить не успел. Фознер, как истинный профессионал, закончил секунда в секунду, и перед Артемом включился микрофон.
— У меня, собственно, не мнение, а вопрос к тебе, Оля. Как ты думаешь, почему изо всех, находившихся на Африканском континенте, выкрали именно тебя и именно сейчас?
Это была ключевая постановка вопроса в школе «Социума», очень привычная для Ольги. «Почему именно это и именно в это время?» Правильно. И все стало складываться в понятную для нее картину. А Саланас получил команду: «Вот что, амиго, давай закругляйся с этим шоу. Все, что можно, мы выжали». Ольге больше слова не дали.
15 августа.
Прага.
Романов.
«Самые приятные выборы, в которых можно участвовать каждый день, происходят в ресторане. За его пределами обычно выбираете не вы, а выбирают за вас. И только здесь вы можете сделать заказ без опасения подпасть под законы о терроризме».
Это кулинарно-политическое изречение предваряло меню в ресторанчике на Кжеменцоза в Праге, оно проступало прямо на псевдодеревянном столе. Сергеич с Таней знали, что заказать. В ориентировке Пекки значилось, что через Финляндию в указанные Сергеичем сроки проезжало несколько людей, подозреваемых в причастности к заказным убийствам (разумеется, подозрения не были настолько обоснованными, чтобы их доказать). В некоторых случаях указывались адреса в Сети и способ сделать заказ, фото, особенности «почерка». К тому же теперь у них было фото подозреваемого.
Анализируя данные, Сергеич пришел к выводу, что «почерк» и маршрут, другие детали наблюдения Интерпола указывают именно на него. Сергеич не зря больше недели проторчал в библиотеке Шведской академии — одной из крупнейших мировых баз данных. Ему ассистировала Аника, в одночасье сделавшаяся любезной. О, эта дама знала толк в своем деле. Мало того что она предоставила ему множество возможных версий покушения в Полисе, которые, как это ни странно, снижали вероятность участия в этом деле Халифата. Аника раздобыла эксклюзивные данные расследования провокационного выстрела перед Ригсдагом. Выяснилось, что стрелял именно тот человек, которого они ищут, — Эрик Бергсон. Сергеич чувствовал, что, раскрыв тайну гибели Нестеровой, он обнаружит источник угрозы в свой адрес, заказчиков этой «охоты на экспертов».