— В смысле?
— В смысле, что на вашу способность мыслить трезво и, что важнее, самостоятельно не действуют никакие методы контроля над психикой. Ни медикаментозные, ни психологические, ни... Вы верите в магию, капитан?
Сергей некоторое время молчал, затем заглянул в опустевшую кружку и вздохнул.
— Давайте по порядку, Ярослав. Расскажите мне свою историю. Начиная с 1921 года.
— Хорошо, — кивнул Яр. — Только я начну с еще более раннего момента. С момента, когда меня еще не было на вашей планете.
Свой рассказ он закончил, когда за окном уже начало светать. Примерно через час с момента начала исповеди Сергей встал, попросил извинения и вышел, бормоча, что «это дело просто необходимо запить». Вернулся он довольно быстро, принес две бутылки водки, молча разлил по рюмкам — Ольга дипломатично отказалась — и, не чокаясь, влил в себя чуть тепловатую жидкость. Ярослав посмотрел на капитана с осуждением, затем взял бутылку в руки, несколько мгновений поводил вдоль нее ладонями — и стекло тут же запотело. Он поднял бровь, мол, «учитесь, ребята», и налил себе — и тут же огорченно скривил губы. Перестарался — водка замерзла настолько, что стала тягучей, словно смешавшись с глицерином.
Геннадий, приняв на грудь третью стопку, переместился со стула на диван и теперь сладко дремал, причмокивая и посапывая. Сергей попытался было возмутиться и привести напарника в чувство, но Ярослав лишь покачал головой.
— Не стоит... он сейчас не способен адекватно воспринимать окружающее. Простите, но я вынужден был так поступить. В сложившейся ситуации менее всего мне нужно было излишнее внимание властей. Остаточное воздействие пройдет само собой, но, боюсь, скептическое отношение к этому делу останется с ним надолго.
Дальше они пили вдвоем, и Ярослав продолжал и продолжал говорить, а Сергей слушал — и, как ни странно, верил каждому слову. Когда опустела вторая бутылка, он вдруг с некоторым сожалением обнаружил, что трезв, как стекло, и с подозрением взглянул на собеседника. Тот лишь ухмыльнулся.
— Твоя работа? — Где-то часа полтора назад они выпили на брудершафт, воздержавшись от лобызания небритых щек ДРУГ друга.
— Моя, — признался Ярослав. — Дело прежде всего, развлечения потом.
— Только добро перевели, — пожал плечами Сергей. — Если бы сказал, что намерен меня... гм... отрезвлять, я бы минералки взял. Эффект тот же, зато дешевле.
Ярослав все говорил и говорил. В этом мире он провел уже почти девяносто лет, и ему было что вспомнить. Наверное, это давно следовало бы сделать — выговориться перед кем-нибудь. Оленька, шедшая вслед за Ярославом уже более шести десятков лет, знала его, пожалуй, лучше, чем он знал себя сам, и большей части того, о чем он сейчас рассказывал, была свидетелем. А в такой вот исповеди-рассказе человеку постороннему можно заново все осмыслить, понять свои ошибки...