— Ну и занимался бы этим Комитет, — зевнул Геннадий. — И потом, полковник — умный мужик. Думаешь, не поверит?
— Он? Он не поверит, — отрезал капитан. — Панарин верит только фактам, а их у нас — кот наплакал. И любой из них — заметь, Гека, любой, может быть не более чем результатом ошибки, неверной интерпретации или, в конце концов, прямой фальсификации. Все очень зыбко, сам понимаешь. С этим Верменича к стенке не прижмешь.
— Я знаю. Так чего же ты ждешь от этого разговора?
Бурун пожал плечами.
— Ну... посмотрю на его реакцию, послушаю его объяснения.
— Глупо, — вздохнул сержант. И обреченно добавил: — Ладно, ты Малдер, тебе видней. Истина где-то рядом.
— Не пройти бы мимо, — буркнул капитан, заталкивая окурок в переполненную пепельницу. — Не следишь ты за машиной, сержант. Ра-азгильдяй, мать твою... Ладно, двинули. Перед смертью не надышишься.
Звонка на двери не было. Сергей деликатно постучал и замер в ожидании. Позади возвышалась могучая фигура сержанта, источавшего неодобрение действиями своего шефа.
Прошла пара томительно-долгих минут. Сергей постучал еще раз, уже посильнее.
— А вы к Ярославу? — раздался откуда-то сбоку голос.
Сергей повернулся — из-за невысокого, ладненького забора выглядывала седая голова. Светлые, почти белые глаза смотрели доброжелательно, с легким интересом.
— К нему, — подтвердил капитан.
— А его нету, — расплылся в улыбке старик, как будто бы сообщал чудесную, радостную новость. — Вчера уехавши. Честь имею, Зобов я, Герман Игнатьевич. Соседствую с уважаемым Ярославом Борисычем. А по какому делу, ежели не секрет?
— По служебному, — несколько резче, чем собирался, ответил Сергей.
Ох, знал он таких вот пенсионеров. Скучно старикам — вот и занимаются они препротивнейшим делом, собирая сплетни, слухи — с готовностью делясь собранным «богатством» с любым, кто выразит желание слушать. Иногда эти сплетни, преломляясь через призму восприятия скучающего дедка или бабки, проводящих долгие часы на скамейке у дома в созерцании, выставляют человека совсем не в том виде, в котором следует. Свеж еще в памяти был случай, когда в отношении молодой девушки такой вот не в меру информированной старушкой были высказаны самые нелицеприятные определения. И мужики к ней, мол, толпами шастают. И музыка вкупе со звоном бутылок до утра не умолкает. Да и вообще днем эта девица отсыпается, зато ночью для нее самая работа начинается. И живет она, мол, только на то, что те мужчины ей за «услуги» платят. Под «услугами» понималось, разумеется, нечто такое, что интеллигентная старушка даже вслух произнести не желала.