При ближайшем рассмотрении Швиль обнаружил металлическую дверь. Значит, они не только были засыпаны, но и заперты. Марлен, как всегда, подумала обо всем.
Эта женщина прекрасно знала людей, и если у нее самой не было нервов, то она понимала, что у других они есть и они не смогут долго выдержать в гробнице фараонов. Чтобы воспрепятствовать бегству отчаявшихся, она велела закрыть гробницу железной дверью.
– Так, – подумал Швиль, – теперь я могу, по крайней мере, со спокойной совестью пустить себе пулю в лоб. После этого открытия я не могу упрекать себя, что не предпринял ничего, чтобы спасти себе жизнь. Прощай, Элли. Я стремился к тебе изо всех сил, пока у меня не покрылись кровью руки и ноги, и все тело не превратилось в сплошную рану. Но теперь все кончено – прощай!
Весь коридор был так засыпан, что Швиль только ползком смог пробраться в соседнюю комнату. Ронделль и Пионтковский еще спали. Швиль с завистью посмотрел на них: Пионтковский блаженно улыбался во сне. Может быть, в его мозгу проносились приятные мысли, и он, понятно, не мог подозревать, что вскоре со всеми его мечтами будет покончено.
Швиль потряс то одного, то другого за плечи. Он не хотел провести в одиночестве последний час своей жизни. Он должен был слышать голоса, чувствовать человеческое дыхание. «Да! Ронделль был прав, надо было покончить раньше – теперь все было бы уже позади – какая глупость! Я трус и больше ничего», – упрекнул он себя. Он потряс своих товарищей снова, и Ронделль открыл наконец глаза.
– Кто вы? – испуганно вскричал он.
– Я – Швиль. Вы все еще спите!
– Швиль? Боже, да как вы выглядите? Я вас не узнал!
– Ха, разве не все равно, как мы теперь выглядим? Пионтковский поднял голову и посмотрел на археолога.
– На самом деле это вы, Швиль?
– Ну да, милый, кто же еще? Или вы ожидаете гостей сверху? – Швиль сам рассмеялся своей злой шутке, но этот смех был смешан со слезами и болью.
– Братья, – проговорил он, – моя работа была напрасной. Многоуважаемая Марлен велела запереть нас железной дверью, на которой лежит в десять раз больше песку, чем я успел откопать за это время. Ронделль, я признаю, что вы были правы.
– Ну, вот видите, Швиль, – удовлетворенно кивнул головой англичанин и поднялся с матраца.
– Итак, мы покончим? – спросил Пионтковский, поднимаясь тоже.
– Да. Что же нам остается? – решительно спросил Швиль. – Разделенное страдание – половина страдания.
– Я видел однажды фильм, в котором происходило нечто подобное, – сказал задумчиво Ронделль, – ужасный фильм, я тогда не мог представить себя в положении этих людей, но сейчас…