А ведь недурно звучит, черт побери! Совсем недурно!
– Это правда. Катрина – моя дочь.
Судья стоял перед камином, выпрямившись во весь рост и тяжело опершись на трость. Вдруг ощутив, что не в силах больше стоять на ногах, Шелби тяжело опустилась в кресло с нежно-абрикосовой обивкой. Жизнь ее рассыпалась на глазах; детство, юность – все летело кувырком в какую-то темную бездну.
– Но почему... почему я ничего об этом не знала?
– Я хотел рассказать, – тихо ответил судья, – но все откладывал. Поначалу ты была слишком мала. Потом все не мог выбрать подходящего времени. Боялся, что ты станешь меня презирать, что это разрушит твою жизнь. Да что там! – Он махнул рукой. – Сам понимаю, это все пустые отговорки.
– А как же я? – подала голос из глубокого кресла Катрина. Она сидела, напряженно выпрямившись. Рядом с судьей ее театральная самоуверенность куда-то испарилась, сейчас она выглядела хрупкой, юной и очень усталой.
– Много лет я думала, что мой отец – какой-нибудь ковбой или водитель-дальнобойщик, который уложил мою мать в постель, сделал ей ребенка и смылся!
– Я думал, так будет лучше.
– Для кого? – тихо спросила Катрина.
– Для всех нас.
– Лучше, чтобы до шестнадцати лет я не знала правды?
– Так в чем же правда? – собравшись с силами, заговорила Шелби. – Кто ваша мать?
Вместо ответа Катрина перевела выразительный взгляд на судью.
– Господи Иисусе! – Он вздохнул, затем расправил плечи: – У меня была связь с одной женщиной, официанткой. Ее звали Нелл Харт.
Нелл Харт! Шелби помнила это имя – помнила по документам, найденным в отцовском бюро. Отец и на свою любовницу завел досье. Только там ни слова не было о том, что Нелл – мать его ребенка.
Уголком глаза Шелби заметила, как Лидия, протирая пол в холле, придвигается все ближе к дверям гостиной.
– Но мне казалось... я слышала, она уехала из города, потому что ее заметили с Рамоном Эстеваном!
– Не думал, что ты вообще ее знаешь.
– Город у нас маленький, судья.
– Так или иначе, ты в то время была совсем ребенком.
У него вдруг задрожали губы, и в первый раз в жизни Шелби стало жаль отца.
– Мама была еще жива? – собственный, шепотом заданный вопрос отдался у нее в ушах раскатом грома.
– Да. И я еще был судьей.
Шелби заморгала. Перевела взгляд на Катрину, неловко сидящую на самом краю любимого кресла Жасмин. Шелби не верила, не могла поверить.
– Ты хочешь сказать... мама все узнала... и... и...
Она тяжело сглотнула. «Пожалуйста, папа, скажи, что я ошибаюсь!»
– Жасмин была очень расстроена, – медленно ответил судья. Глаза его странно блестели – неужели от слез? – Сначала хотела развода – я отказался. Развод мог погубить мою карьеру. Тогда она потребовала, чтобы я порвал с Нелл, дал ей денег и выслал из города.