Она остановилась перевести дух, и в этой возникшей вдруг тишине было слышно громкое потрескивание поленьев. Ярость и отчаяние охватили Изабеллу при взгляде на застывшее лицо внука. Ее гневная вспышка никак не отразилась на нем, и теперь она знала Яна достаточно хорошо, чтобы понять – спорить с ним бесполезно.
– Поезжайте, – устало и с горечью сказала она. – Поезжайте играть роль хозяина французского имения со своей златокудрой женой, которая будет обожать вас и согревать по ночам постель. Я не стану вас удерживать, не стану просить передумать. Зная ваш нрав, я понимаю, что убеждать вас бессмысленно. Признаюсь, все время меня не оставляли сомнения, возьметесь ли вы исполнить свой долг здесь. Но вместе с тем я питала надежду, что, когда вы приедете в Войн и своими глазами увидите, что нужно тут сделать, вы охотно сделаете это, ухватитесь за возможность оставить пошлую придворную жизнь. Я не понимала, как вы привязаны к этой жизни, как она размягчила вас. – Ее голос прерывался от волнения. – Герцогский титул перейдет к Руану из клана Аррей. Его я наметила после вас. Возможно, он-то и был с самого начала правильным выбором.
На минуту Яну представились темные, жадные глаза его дальнего родственника Руана. Они одного возраста, одного роста и телосложения, одинаково искусны в верховой езде и стрельбе. Во время ужина оба ощутили внезапную и острую неприязнь друг к другу. Яна кольнула досада при мысли, что Войн попадает в эти загребущие руки. Он выпрямился.
– Быть может, вы подумаете о ком-то другом, менее...
– Ступайте! – прервала его Изабелла, указывая на дверь.
Ян метнул в нее сердитый взгляд:
– Мадам...
– Уходи-и-ите! – на шее у нее вздулись жилы, она была на грани истерики. В коридоре послышались приглушенные шаги. Должно быть, ее крик растревожил обитателей замка.
Старая женщина и молодой человек довольно долго стояли, сверля друг друга холодным, враждебным взглядом.
Затем Ян быстро и насмешливо поклонился и вышел из комнаты.
– Прочь с дороги! – рявкнул он на замешкавшихся в дверях слуг. И, растолкав их, исчез в темноте. Пожилой дворецкий, который служил герцогине так же долго, как Берта, робко, на цыпочках, вошел в библиотеку. Герцогиня сидела, уронив голову на стол, закрыв лицо руками.
Двадцатого мая Таунсенд лежала в постели, наблюдая, как лучи раннего солнца играют на потолочных балках, и размышляя о том, что она в последний раз просыпается в этой комнате под пенье жаворонков и перезвон колоколов бродхемской церкви, к которым примешивались фальшивые звуки рожка пастуха, выгонявшего коров на пастбище. Как ни странно, эта мысль не опечалила ее. Напротив, она даже зажмурилась от внезапного прилива радости, оттого что это в последний раз. Да, детство кончилось. Сегодня день ее свадьбы.