Побежденное одиночество (Вудс) - страница 5

Кельвин, оптимистически решила она, совсем не похожий на тех двух. Сейчас он смеялся больше, чем ее приемные дети за все те два года, что она жила с ними. Она спросила себя, есть ли какая-то хоть самая призрачная возможность того, что он останется таким же веселым на протяжении следующих двух часов. Тогда их мирное сосуществование представлялось вполне достижимым, если только его мать не окажется сущей ведьмой, знающей, как снимать рекламу, больше, чем кто-либо в Лос-Анджелесе. Она слышала подобных историй более чем достаточно.

– Где его мать? – настороженно спросила она.

– Матери нет, – коротко ответил Рори. Ее брови вопросительно поднялись.

– Ребенок появился на свет из капустного кочана?

– Нет... Отец привел его. Он сейчас разговаривает по телефону.

– Отец? Это может быть очень хорошо...

– Или очень, очень плохо...

Она успела сделать лишь несколько шагов по направлению к Кельвину, когда подняла глаза и увидела почти двухметровую копию этого ребенка, с озабоченным выражением лица входящую в двери: в помятых слаксах и спортивном пиджаке, из переднего кармана которого высовывался бампер игрушечного грузовика.

Сердце Эшли неожиданно подпрыгнуло – вероятно, от необычного вида грузовика; во всяком случае, так она решительно сказала себе.

Она это знала лучше!

Как бы там ни было, все те черты, которые казались всего лишь привлекательными и милыми в малыше, были доведены до полного шарма во взрослом и очень мужественном человеке. Несколько выступавшие на гладком лице скулы создавали интересное впечатление, которое дополняли четко вылепленные и чувственные губы, густые, слегка спутанные волосы желто-коричневого оттенка опавших листьев... И эти огромные, ярко-голубые глаза, такие неотразимые, такие обольстительные, что, наверное, любая, даже самая рассудительная женщина влюбилась бы в него без памяти...


В тот момент, однако, глаза эти смотрели озабоченно.

– Рори!

Голос отца Кельвина звучал так, будто по нему лишь слегка прошлись наждачной бумагой, чтобы сгладить шероховатости. Низкие обертоны придавали ему хрипловатость, которая легкой дрожью внезапного озарения пробежала по спине Эшли: этот голос мог бы придать новый смысл одурманивающему ночному шепоту... Непрошеные образы мерцающих свечей и роз возникли и исчезли в ее мозгу...

Но сейчас этот мужчина с тренированными плечами футбольного защитника выглядел слишком встревоженным, чтобы предаваться чему-то еще, кроме раздумий. Он не казался сколько-нибудь заинтересованным в соблазнении Эшли, какие бы страстные фантазии и зарождались на задворках ее сознания, мгновенно и упрямо улетевшего далеко от мыслей об ужасном роя и ко о туалетной бумаге.