Граф помог ей подняться и надел ей на палец обручальное кольцо. Огромный бриллиант блестел и искрился в пламени свечей.
– Basa! Basa! Горько! Горько! – закричали собравшиеся, как было принято в таких случаях.
Граф обнял одной рукой Паолину и хотел было поцеловать ее в губы, но она подставила ему щеку. Когда он поцеловал ее, она бросила отчаянный взгляд на сэра Харвея и заметила, как вдруг преобразилось его лицо. На какое-то мгновение в его глазах вспыхнуло пламя гнева, но тут же исчезло.
Обряд был завершен. Супруга дожа поцеловала Паолину и затем повернулась к графу, чтобы поздравить его.
– Она просто очаровательна, Леопольдо! – улыбнулась она. – Какую чудесную пару вы составите вместе! Вся Венеция захочет отпраздновать вместе с вами это событие.
После этого Паолину представили родственникам графа и все присутствовавшие непринужденно беседовали друг с другом, пока дожу и его жене не пришло время покинуть палаццо графа.
– Вы так прекрасны, что мне с трудом верится в то, что отныне вы – моя, – прошептал граф на ухо Паолине, но тут его тетушка знаком дала ему понять, что ему необходимо уделить внимание некоторым из высокопоставленных гостей, и девушка оказалась рядом с сэром Харвеем.
Она взглянула на него немного жалобно.
– Мне все время кажется, что это всего лишь дурной сон и я скоро проснусь, – пробормотала она.
– Оглянитесь вокруг, – резко произнес он в ответ. – Этот дворец отныне ваш. Вы видите эти картины? Можете ли вы определить стоимость мебели? Заметили ли вы золотое блюдо, на котором нам подавали закуски?
Паолина покачала головой.
– Я вспоминала о том, как счастливы мы были и как сильно проголодались в то утро, когда впервые завтракали вместе в маленьком домишке Гаспаро, вскоре после того, как нас обоих спасли из волн моря. Помните ли вы, каким жестким был цыпленок и как прокисло вино? И все же для нас не существовало более вкусной еды.
– Ваше платье было измято и порвано, – подхватил он. – Однако вы выглядели в нем еще более прекрасной, чем сейчас.
– Потому что тогда я была счастлива, – промолвила она.
– Ни любовь, ни счастье не выдерживают испытания нищетой, – заявил он убежденно.
– Кто вам это сказал? – возразила Паолина. – Женщина, которая прежде всего никогда по-настоящему вас не любила? Я часто думала о том, что именно роскошь, а не нищета в конце концов губит любовь.
– Вы сами знаете, что значит жить в бедности, – заметил сэр Харвей. – Неужели вы действительно хотите вернуться к такой жизни? Подумайте о тех меблированных комнатах, которые вы мне описывали, в Неаполе, в Риме, в маленьких городишках по всему побережью. Хватит ли у вас сил снова пережить все это?