Теперь Веронике приходится терпеть мужа, которому она совершенно не нужна. Зато лорд Кертли получил в свое распоряжение огромное поместье в северном Глостершире – часть приданого Вероники.
Саре, другой ее подруге, жилось не лучше. Ее муж не пропускал ни одной юбки. Лорд Данвейл был очень богат, и Сара ни в чем не нуждалась, но ей не хватало уважения со стороны мужа, не говоря уже о любви.
Недели две назад Кэтрин поехала навестить Сару в ее новом доме неподалеку от Фармкотта. Как и полагается, она отправилась туда не одна, а в сопровождении Агнес – служанка хотела заодно навестить родственников, живших в тех же местах, так что поездка оказалась для нее очень кстати. Лорд Данвейл был дома, и подруги не могли остаться вдвоем, чтобы посекретничать. Но все же Сара сумела рассказать гостье о том, как она застала мужа с горничной.
Но самое ужасное, по словам подруги – и Кэтрин с ней согласилась, – заключалось не в том, что муж ей изменил, а в том, что ей и после этого приходилось ежедневно видеть смазливую горничную. Лорд Данвейл отказался ее уволить, более того, он заявил, что Сара придает слишком большое значение этому эпизоду.
То был редкий случай, когда Кэтрин пожалела, что она не мужчина. Будь она мужчиной, заставила бы лорда Данвейла ответить за его ужасное поведение и равнодушие к страданиям жены. Но Кэтрин перед отъездом все же высказала Данвейлу все, что о нем думала. И она пригрозила ему всеми карами небесными, если он еще хоть раз посмеет обидеть жену.
А спустя несколько дней Кэтрин получила письмо. Подруга сообщала, что ее, Кэтрин, присутствие в Фармкотте более нежелательно. Разумеется, написать это Сару заставил муж.
Сара и Вероника имели полное право оставить своих ужасных мужей и вернуться к родителям. Но, увы, они не смели так поступить. А вот Кэтрин, окажись она в подобной ситуации, надавала бы мужу пощечин и немедленно уехала бы. Да, она отбросила бы глупые условности и непременно уехала бы, потому что главное для женщины – чувство собственного достоинства. Мужчины, конечно же, думали иначе, но их мнение ее не интересовало.
А тетя Фелисити считала, что она просто упрямилась. Разумеется, это не упрямство.
– Скорее чувство самосохранения, – бормотала себе под нос Кэтрин, пока Мэри зашнуровывала ей корсет (она все же уговорила девушку надеть зеленое платье).
Кэтрин пожаловалась, что корсет затянут слишком туго, но камеристка не обратила на это внимания. После корсета последовало еще одно «необходимое неудобство» – три юбки, одна другой пышнее. Дополняли туалет жемчужные серьги и ожерелье: жемчуг очень подходил к ее пышным каштановым волосам, уложенным по последней моде.