Она бесстрашно подошла к ним, внушив себе, что они не посмеют не впустить мать к сыну.
– Прошу прощения, мадам, – один из них, огромной лапищей преградив ей путь. – Ребенок спит.
– Надеюсь, в такой-то час, – спокойно отозвалась она, пряча вспотевшие руки в складках юбки. – Он... мой сын. Я хочу убедиться, что с ним все в порядке после утренних занятий верховой ездой. Лакеи переглянулись.
– Вы... его мать? Катье вздохнула.
– Ну, если он мой сын, значит, я – его мать. Позвольте мне пройти.
Они вновь обменялись взглядами, а она добавила дерзким шепотом:
– Может быть, перечислить всю нашу родню до седьмого колена?
– Нет, мадам.
Второй отпер ей дверь и отошел в сторону. Потом каким-то удивительно добрым жестом приложил палец к губам.
С бьющимся сердцем она вошла в комнату и устремила взгляд на спящего сына. Возле кровати горела свеча. Катье долго и неподвижно стояла у постели, глядя, как ровно вздымается маленькая грудь, как дышат разметавшиеся по подушке золотые кудри. Мой ангелочек!
Ей вспомнились слова Клода: Не терплю изъянов! Она пошатнулась и ухватилась за спинку кровати, снова и снова твердя себе, что маркграф никогда не узнает про «изъян» своего племянника.
Она порылась в большом шкафу с одеждой Петера, потом в старом высоком комоде, пока не нашла потертый мешок коричневого бархата. Звяканье драгоценного металла наполнило комнату; мысленно Катье вновь прокляла Рулона и его людей за разгром, учиненный в Сен-Бенуа.
Из-за двери донесся приглушенный гул голосов. Знакомые интонации заставили ее насторожиться. Бекет. Она затаила дыхание.
– И давно она здесь? – спросил полковник.
Катье прижала к себе тяжелый мешок и вылетела в дверь для прислуги. Ее встретил легкий храп: в темной клетушке спала Грета.
Она улыбнулась старой верной служанке и проскользнула мимо нее на черную лестницу.
Темнота обступила ее со всех сторон. Пахло прогорклым маслом и сыростью. Держась за шероховатую стену, Катье ощупью спустилась вниз. Вскоре глаза привыкли к темноте, чуть подсвеченной масляного лампадой на покосившейся деревянной полке, – не горит, а чадит!
Она немного помедлила на небольшой площадке и выглянула в главный коридор. Покрепче прижала к себе мешок и, услышав новое звяканье, едва не выронила свою ношу. Но тут сердце подпрыгнуло в груди от какого-то постороннего звука.
Катье круто обернулась; глаза лихорадочно ощупывали тьму лестницы. Нет, вроде пусто. Она спустилась еще на один пролет. Хоть глаз выколи! Ей стало страшно, она попятилась...
И наткнулась на стену, которой еще минуту назад не было.