– Да нет, – смутилась Катье. – Все в порядке, я и так обсохну, правда. – Она снова поежилась и как-то странно поглядела на него. – Спасибо. Вы очень добры.
Он разгадал смысл этого странного взгляда. Удивление – она удивлена его добротой.
Порывшись в мешке, он достал чистую рубаху.
Ей видно и в голову не приходило, что он может быть добр к кому-то.
Вспомнилось знакомое: Нйг adam, holeolmiyan. Я человек, а не раб. Но Боже, в какого человека он превратился!
Мягко, но требовательно он развернул ее к себе лицом. В словах прозвучала насмешка над самим собой:
– Доброта, мадам, не принадлежит к числу моих достоинств. Я просто не хочу подхватить от вас лихорадку.
Катье смотрела на него, не зная, как отказаться. Ее бросило в жар, едва она представила, что почувствует на теле его рубашку так же, как свою, мокрую.
Снаружи молотил дождь, затянув плотной, ревущей завесой вход в пещеру. При свете молнии на миг стало светло как днем, но тут же их убежище погрузилось в еще более глубокий мрак.
Последняя вспышка застигла Торна врасплох, и Катье разглядела то, что ему обыкновенно удавалось скрыть непроходящую муку в глазах. Она мелькнула перед ней еще прошлой ночью, когда он заговорил про Эль-Мюзира, а теперь Катье до конца измерила глубину его раны. Шрамы от кнута и цепей затянулись, а как исцелить рану в душе?
Потрясенная, Катье взяла рубашку, пробормотала что-то в знак благодарности и отошла в другой конец пещеры, к воде. Дрожащими руками потянула за шнуровку мокрого корсажа.
Торн принялся обтирать коня горстью сухих листьев, которые нанесло в пещеру сезонными ветрами. Он стоял, слегка расставив ноги; рост и ширина плеч были под стать его исполинскому коню.
Катье поднесла к глазам рубашку, и решимость сразу же изменила ей. Из тончайшего полотна, с вышитым гербом. Она коснулась пальцами вышивки: такой же герб, как на рукоятке пистолета.
Кто это вышивал? Женщина, которая его любит? Мать? Сестра? Ткань на руке прохладная и все же согревает. Кто-то много раз стирал полотно, чтобы сделать его мягким, приятным на ощупь.
Она оглянулась на Торна. От дождя его длинные темные волосы закурчавились, что немного смягчило гордый профиль.
Он ведь не только полковник, но и лорд. Она пыталась представить его в таком же платье, в каком впервые увидела Филиппа при дворе его брата, и не смогла. Англичанин рисовался ей только в алом мундире.
– Вы готовы, мадам? – нетерпеливо спросил он, не поворачиваясь.
– Одну минуту, полковник, – откликнулась она и стала поспешно стягивать мокрую одежду.
После нескольких мучительных попыток ей удалось наконец освободиться от корсажа и юбок. Она помедлила – снимать ли корсет, но он тоже промок и леденил кожу, поэтому она быстро расшнуровала и сбросила его.