Как Ларисе хотелось, чтобы рядом оказался кто-то свой, родной: подружка, Юра, мама… И вдруг ее обдало жаром, а в следующий миг холодная, темная тоска охватила сердце. И мама, и папа, и подруги, и Юра – все они считают, что она погибла! Боже! Она погибла для всего света, для всех, кроме этих странных, подозрительных корсиканцев… Лариса с невыразимой нежностью вспоминала маму. Она наверняка все глаза выплакала о своей любимой дочке. Как бы шепнуть ей, что дочь жива, как бы передать весточку! Во сне бы хоть присниться ей, мечтала Лариса, чтобы у мамы появилась тайная надежда, что дочь жива. Ей же не нравился Шуршин, не доверяло ему материнское сердце… Ох, мама, мамочка, как ты была права! А Орлов? С грустью Лариса думала, простил ли Юра обиду, узнав о ее смерти? Узнает ли она когда-нибудь об этом?
«Да, положению моему не позавидуешь, – размышляла Лариса. – Хотела сбежать из одного плена, а попала в новый». Она вспомнила сон, осмотрела свою роскошную комнату. Золотая клетка. Птичка в золотой клетке. Отсюда ей не выбраться, если хозяева не проявят сострадания. Здравый смысл говорил, что после ее выздоровления у семейства Карно не будет причин задерживать ее на острове, но интуиция подсказывала, что на свободу ее выпускать не собираются. Лариса не понимала, в чем дело. Вендетта, на которую ссылался Рене, не имела к ней никакого отношения. Чего они опасались? Того, что Лариса найдет их кровных врагов и выдаст секретные сведения о вооружении замка? И вообще, чем им может угрожать иностранка?
Лариса каждый день собиралась серьезно поговорить с Рене и заявить, что они не имеют никакого права удерживать ее на острове силой. Но к этому суровому мужчине невозможно было подступиться. Он заходил часто, но говорил мало. Вопросы Ларисы попросту пропускал мимо ушей или сводил все к ее самочувствию, погоде, милым, ни к чему не обязывающим комплиментам. Его похвалы женской красоте Ларисы не отличались утонченностью и изыском, однако он искренно восхищался ею, это она читала в его глазах. Порой он заходил, долго пристально смотрел на нее, будто удивляясь, что она все еще здесь, и также молча исчезал.
Однажды в комнате появился Жан. От него исходило ощущение опасности, отчего Лариса даже зябко поежилась под простыней. Он уставился на нее откровенным похотливым взглядом. Девушка ощутила себя будто бы обнаженной: если он вздумает сдернуть тончайшую ткань, укрывавшую ее, то она очутится целиком в его власти – беспомощная и беззащитная.
– Мадам, вы слишком красивы, чтобы скучать в одиночестве, – промолвил он и мерзко ухмыльнулся. – Надеюсь, вы скоро поправитесь. Я жду с нетерпением того часа, когда вы полностью восстановите свои силы…