На берегу раздался истерический крик. Молодая негритянка в промокшем красном платье бежала босиком по берегу, хватаясь за голову и причитая. Зубы ее стучали от холода. Она готова была броситься в реку.
– Стойте! – крикнул Хоган по-французски, перекрывая шум воды. Мальчик лежал у него на руках, холодный и неподвижный. Он посмотрел на ребенка, потом на мать. – Извините! Я ничем не могу помочь.
Внезапно глаза ребенка широко раскрылись. Его вырвало грязной водой Хогану на колени. Потом он громко заплакал. Женщина на берегу упала в обморок.
Вода немного успокоилась лишь час спустя. Хоган и мальчик уже успели подружиться. Оживший утопленник вовсю играл золотым чемпионским кольцом. Выждав еще немного, брат взял своего подопечного на плечо, вынес вброд на берег и вручил задыхавшейся от волнения матери. Крепко прижав младенца к груди, та поспешила прочь, отчаянно браня своего непослушного отпрыска. Мальчик выглянул из-за ее плеча, робко помахал рукой.
Когда брат уехал в Африку, я было подумал, что он просто решил обставить меня: мол, ты вместо армии пошел работать в больницу, а я – в миссионеры. И только позже, узнав настоящую причину, проникся к нему уважением. На самом деле все произошло из-за девушки, французской студентки, учившейся с ним в колледже по обмену. Он последовал за ней в Африку, где она спустя три месяца обручилась с другим. Брата это сильно потрясло. Он начал пить, стал раздражительным и с каждым днем питал все большее отвращение к местным жителям с их коварством и глупостью. По его словам, раз он чуть было не женился на дочке вождя, но был сильно пьян, так что заключенный контракт можно считать недействительным. В конце концов, однажды вечером, перепив джина, Хоган погнался за страусом, заплутал в пустыне и вернулся лишь к утру, весь дрожа и с начинающимся бронхитом. Из корпуса мира он уволился по состоянию здоровья.
После Африки улыбка брата стала шире, рукопожатие крепче, и в агентстве по продаже автомобилей он очень быстро стал споим человеком. Ему было легко общаться с клиентами, а его искреннее рвение вызывало понятную гордость отца. И еще он стал ревностным католиком. Мать, само собой, использовала неудачную африканскую авантюру на всю катушку – с лица Хогана несколько месяцев не сходило виноватое выражение. Мать вообще находила крайнее удовольствие в акте прощения, особенно за грехи плоти, от которых, вне всякого сомнения, сама была свободна. Как-то раз она сказала мне: «Наслаждайся, пока можешь, – в Библии сказано, что в раю секса нет». Очевидно, ей казалось, что я предаюсь беспорядочному разгулу.