Сближение Саутеров с Адой и Джоном Голсуорси началось вскоре после смерти матери Рудольфа и продолжалось вплоть до смерти Голсуорси, наступившей спустя восемь лет. Лилиан Саутер скончалась внезапно в октябре 1924 года; хрупкое здоровье, переживания из-за Георга и Рудольфа, интернированных во время войны, а также решение ее мужа покинуть Англию, что привело к разлуке с семьей, – все это сломило ее, и поэтому, когда пришла болезнь, у Лилиан не было ни сил, ни желания с ней бороться.
Смерть ее была для Джона большим ударом; это была одаренная, исключительная по своим качествам женщина, наделенная даром дружить с людьми и понимать их; из двух его сестер и брата Лилиан была ему ближе всех. Этой смерти предшествовала еще одна тяжелая потеря: 3 августа того же года после продолжительной болезни скончался Джозеф Конрад. Лилиан и Конрад были одними из тех людей, которые поддержали возникшее у Голсуорси стремление стать писателем. Много лет назад, во время отдыха с родителями в Шотландии, Джон обсуждал с Лилиан литературные и философские проблемы; позднее, в 1892 году на борту корабля «Торренс», он познакомился с моряком Джозефом Конрадом, слушал его рассуждения по поводу профессии писателя и, вполне возможно, немного позднее в доме Сондерсонов в Элстри прочел черновик романа «Каприз Олмейера». Теперь, в течение двух месяцев, они, один за другим, ушли из жизни, и вокруг Голсуорси образовалась болезненная пустота. Поэтому естественно, что он потянулся к молодому поколению и вскоре после смерти Лилиан увез Аду и младших Саутеров на длительный отдых.
Что же касается работы, то 1924 год и в этом отношении был весьма неблагоприятным: две пьесы: «Джунгли», поставленная в марте в Сент-Мартинз-тиэтр, и «Старая Англия», поставленная в октябре, – были весьма критически восприняты прессой. Первая из них – тематически необычная для Голсуорси пьеса об Африке, которую Герман Оулд[125] назвал символическим воплощением «больших империалистических джунглей, делающих людей игрушкой – ибо в мире политики и коммерции у нас царит закон джунглей», – была, по словам одного критика, «любопытным, вышедшим из-под пера Голсуорси экспериментом». Мэррот вспоминает, что именно в связи с этой пьесой он единственный раз в жизни видел писателя в состоянии крайнего раздражения: «Я дал им нечто новое – в этой пьесе участвует всего одна женщина и практически нет любовной линии, – и это их не устраивает». Пьеса «Старая Англия» – инсценировка его рассказа «Стоик» – единодушно была признана весьма скучной.