– Есть, сэр, – ответила миссис Портер. – Но он очень любит джин. Сэр, мы не хотим неприятностей с законом.
Все мысли его были сфокусированы на Амелии, так что он даже не сразу понял, о чем она говорит.
– Неприятностей не будет, – сказал он, в конце концов. Он об этом позаботится. После того как передаст Амелию из рук в руки ее родственникам. Господи, сделай так, чтобы это было побыстрее! И уже потом он пойдет к властям, проинформирует их о смерти Хоули и пояснит обстоятельства его гибели и свое в ней участие. И что бы ни вменили ему в вину, сейчас было не важно. Ничто не было важно, кроме женщины, что лежала перед ним, бледная и беспомощная, так непохожая на себя. И все это из-за него.
Его жгло чувство вины. Он что-то сказал, не вникая в смысл собственных слов, и вытолкал миссис Портер из комнаты. Когда она закрыла за собой дверь, он осторожно разбинтовал повязку, промыл рану и осторожно перевязал ее вновь. Сделав это, он лег рядом с Амелией и нежно обнял любимую. Она слегка пошевелилась, но он не думал, что она проснулась. Впрочем, это не важно. Сейчас он ничего не мог изменить, он мог лишь надеяться и молиться.
Вообще-то он не привык молиться. Не видел в этом нужды. Но сейчас он молился истово, не зная слов, он просто открыл перед Богом душу и умолял Всевышнего помочь.
И то послание, что он отправлял к небесам, было простым и ясным: возьми меня, но не ее.
Возьми мою жизнь, но ее оставь. Он сделал то, ради чего приехал сюда. Хоули был мертв и больше ни для кого не представлял опасности. Миссию свою Нилс исполнил. Он был готов сложить с себя полномочия. Сложить с себя тот груз, что во имя своей страны исправно тащил многие годы. Жизнь сладка, это верно. Черт, еще никогда жизнь не была для него слаще. Но это не важно. У нее было ради чего жить, она многое могла дать миру и тем счастливчикам, которых она любила.
Меня, но не ее.
Он уснул. Он приказал себе не спать, но уснул все равно, уснул, обнимая ее, и сердце его билось в одном ритме с ее сердцем. И проснулся он оттого, что острие шпаги уперлось ему в горло.
– Вставайте, – сказал Андреас. Он говорил тихо, не желая будить спящую рядом с Нилсом женщину. Взгляд акоранца был суров, рука крепка.
– Бросив взгляд на клинок, который при малейшем усилии со стороны того, в чьих руках он находился, мог отправить Нилса в вечность, тем самым буквально исполнив то, о чем он просил небеса, Нилс сказал:
– Амелия ранена.
– Молитесь о том, чтобы она поправилась. Иначе вам не жить.
Что же, это справедливо. С величайшей осторожностью Нилс выскользнул из-под острия шпаги. Намеренно двигаясь так, чтобы обладатель клинка видел, что руки у него пусты, Нилс поднялся с постели.