Вроде Степана кто шилом под бок кольнул – как напустился он на меня, как стал при всех отчитывать! Ни Зины, ни дяди Саши не стесняется. Хоть сквозь землю провались. Говорит:
– Солдат по средствам своим должен жить! А ты за один-два раза все гроши выбросишь. Сейчас «Казбек» куришь, а потом «Чужие»? Или хочешь показать, что богатый дюже? Как будто никому не известно, что солдат все готовое получает и нет нужды, чтобы деньги у него сотнями водились.
Так он на меня навалился, молчун этот, что я не стерпел и отрубил:
– Откуда такой учитель выискался? А если я совсем хочу бросить курить и напоследок решил коробку хороших папирос изничтожить?..
Левада примолк. Взял почтовой бумаги, папирос, что подешевле, и, сказав Зине и продавцу «до свидания», побежал к отделению, где солдаты уже кончали перекур. А я держу в руках коробку «Казбека» и не знаю, что мне делать.
Зина смотрит на меня синими глазами и улыбается. Потом говорит:
– Раз бросать курить, так бросайте прямо сейчас, – протянула руку, забрала у меня папиросы и отдала их дяде Саше. – Только, чтоб это твердо было, как полагается мужчине. Посмотрю, умеете ли вы держать свое слово. А на Степана (так и говорит: «на Степана») обижаться не нужно. Хорошо он сказал. Солдату по средствам надо жить. Да не только солдату, а всякому человеку.
Я хотел что-то ответить, но тут услышал голос сержанта: «Кончай курить!» Впрочем, что я мог ответить? Оконфузил меня Степан. Зина ни с того ни с сего взяла слово, что я курить брошу. А у меня об этом и мысли не было. По-моему, солдат без курева – не солдат.
Уже вслед Зина крикнула мне:
– Приходите вечером со Степой в клуб!..
«Ишь ты, – подумал я, – он уже тебе Степа!..»
Передал я Леваде приглашение Зины, но даже не посмотрел на него – сердился.
– А я и без приглашения должен быть там сегодня, – ответил Степан.
И тут я вспомнил, что он выступает в клубе на читательской конференции, организованной полковой библиотекой.
Словно назло мне, старательно готовился Степан к вечеру: подшил свежий подворотничок, пуговицы начистил, а над сапогами минут десять трудился. Наконец, ушел, бросив мне в насмешку:
– Счастливого дневальства! (В тот вечер я в наряд заступал.)
Когда хлопцы вернулись из клуба, рассказывали, что после конференции там оркестр играл. И Степан с библиотекаршей целый вечер вытанцовывали. Говорят, Зина сама приглашала его, а Левада глаз не мог оторвать от пола – стеснялся товарищей. Подумаешь, застенчивость какая! А проводить после танцев Зину до проходной будки не постеснялся!..
Тут только меня и осенило. Как же я раньше не догадался?! Наверняка между Степаном и Зиной – любовь. Ведь не зря, как придет он в библиотеку, нет конца их разговорам. Ни за что Левады не дозовешься. Теперь ясно, что за свет под одеялом зажигал Степан: письма Зины читал или свои сочинял. При дневном свете перед товарищами совестно – все же знали о Василинке…