Стреляем мы по нему, а он плывет. Мы на посредника глаза косим, а тот только улыбается.
– Плохо, – говорит, – стреляете!
Подплыл сапер к бочке, ухватился за ее верх и… увидел, что бочка закупорена со всех сторон. А он надеялся, хитрец, успеть выдернуть бикфордов шнур. Не вышло! Не вздумал бы только верхнее дно поднимать.
Но солдат начал толкать бочку к берегу. Тогда посредник ему крикнул: «Вы убиты!»
А мы все стреляем по окопам «противника». Пулеметчик уже второй диск холостых патронов дожигает. Наконец, бочка наша подплыла к понтонам, потерлась о резиновый бок большой надувной лодки, стукнулась о деревянный настил и как ахнет! Сработали все наши пакеты. Верхнее дно бочки подпрыгнуло – и в воду. А в небо – туча дыма и песку.
После взрыва из-за реки донеслось протяжное «ура!». Это наши перешли в атаку.
И в самый раз. Увидели мы, что к понтонному мосту, который считается взорванным, приближается колонна пехоты «противника». Даже пыль столбом, так спешит она. Но какой толк? На тот берег ей теперь не попасть, к атаке не успеть.
А нам как быть? Ясное дело – отходить вдоль берега. Ведь свою задачу выполнили, обхитрили – победили.
Первый раз встретился я с ним при таких обстоятельствах…
Заканчивалась лагерная учеба. В поле уже было скучно. Убраны хлеба, местами поднята зябь, сиротливо мокло под дождем жнивье. А у солдат продолжалась страдная пора: учения, походы, стрельбы.
Наша рота заночевала в долине Сухого ручья. Я спал, как и все, на земле, одетый в шинель, подняв воротник, а кисти рук спрятал в рукава. Подушкой служил вещмешок.
Казалось, не успел я как следует улечься, а чья-то рука уже тормошит меня.
– Перепелица, твоя очередь заступать на пост, – узнал я голос Али Таскирова.
Вскочил я на ноги, поежился. Затянул потуже ремень, расправил под ним складки шинели и взял лежавший у козел свой автомат.
Рассветало.
Осматриваюсь. Справа по лощине темнеет лес. В той стороне где-то полевой караул от нашей роты. Чего доброго, из леса «противник» может нагрянуть. Слева лощина раздваивается. Один конец ее загибает на север, другой – пологий – переходит в широкую равнину, убегающую в серую муть.
Я обратил внимание на то, что серое небо перед восходом солнца предвещает добрую погоду. От этого даже настроение поднялось.
Хожу, караулю спящих товарищей и их оружие. По ту сторону козел с оружием бродят часовые из соседних взводов. Вдалеке, на равнине, покрытой стерней, замечаю всадника. И куда несет человека в такую рань, да еще не по дороге? Провожаю его взглядом, пока он не скрывается из виду за скатом долины.