«Ах, Владик, Владик! Не ко времени твое заключение. Сейчас в России ты так нужен!» – с горечью подумал Нестеренко, направляясь к стоянке такси у выхода из аэропорта.
Таксисты терпеливо дожидались клиентов, развалившись на мягких удобных сиденьях своих автомобилей. Через мокрые стекла они с надеждой посматривали на каждого пассажира, выходившего из сухого, светлого зала прилета.
Егор Сергеевич поднял руку, и тотчас к нему подрулил автомобиль, за рулем которого сидел крупный негр, с кожей цвета крепкого кофе.
Шофер мгновенно оценил пассажира и, повернув голову, учтиво спросил:
– Вам куда, мистер?
– Пожалуйста, в гостиницу «Холидей-инн», на Грант-авеню.
* * *
На следующий день после неудавшегося покушения на Игнатова Томас Ховански решил позвонить Галлахеру, хотя тот настрого запретил ему пользоваться телефонной связью. Но положение Ховански было безвыходным: он провалил дело. И теперь этот провал грозил ему, видимо, даже более серьезными последствиями, чем понижение в должности.
…Начальником тюрьмы он стал только год назад. До этого его карьера развивалась стремительными зигзагами, и, порой задумываясь о всех ее крутых поворотах, он даже не мог поверить в свою удачу. Оттрубив шесть лет в полицейском управлении Лос-Анджелеса, он как-то случайно встретился со своим бывшим однокашником по юридическому колледжу Фрэнки Галлахером. Во время беседы по душам Фрэнки рассказал ему, что стал специальным агентом ФБР, и, перед тем как попрощаться, как бы невзначай, сделал заманчивое предложение – стать заместителем начальника федеральной тюрьмы в Сан-Франциско. Намекнув, что его дальнейший рост зависит от их взаимопонимания и взаимодействия.
Томас не долго думая согласился, и уже через год после того, как прежнего начальника тюрьмы отправили на пенсию, занял его кабинет. Фрэнки Галлахер выполнил свое обещание. А когда приехал поздравить приятеля с повышением, изложил ему суть их дальнейшего «взаимодействия»… С этого момента федеральная тюрьма стала негласно курироваться калифорнийским отделением ФБР. Жизнь в тюрьме потекла по тем правилам, которые ей диктовал Фрэнки Галлахер. По его тайным указаниям Томас Ховански распоряжался судьбами заключенных, подвергая их психологической обработке, незаметно ставя на них медицинские эксперименты, размещая их по камерам в необходимом для Галлахера порядке, назначая или отменяя свидания, даже встречи с адвокатом. Предлог для всего этого у Ховански всегда находился: он был профессионалом своего дела. Все эти действия больше напоминали работу шулера, тасующего крапленую колоду. Таким образом, они умело стравливали заключенных и запросто избавлялись от тех, кто мешал достижению поставленной ФБР цели. Такое ведение дел не входило в противоречие с личными принципами Ховански. В своей железной логике поляк придерживался правила: «Если ты в тюрьме, значит, есть за что, значит, виновен, что бы там ни говорили эти умники-адвокаты». И часто Ховански был прав, ибо среди заключенных, сгинувших здесь, в тюрьме, по воле ФБР, было немало убийц, садистов и маньяков, и их тихое исчезновение следовало воспринимать как акт возмездия. Да и сами зеки не жаловали подобного рода ублюдков, которые чаще всего составляли касту отверженных. И разумеется, об их преждевременной кончине мало кто сожалел, ссылаясь на то, что в соседних штатах им давно был бы уготован электрический стул.