— Я в курсе. Однако, как ты помнишь, Индия надрала задницу япошкам. Так что хочешь йены, хочешь рупии. А может, ты местные примешь?
— Приму. Без энтузиазма, но приму. Кстати, индусы не добрались бы до Токио, если бы некая страна не продала им геотермальную ядерную бомбу. — Японцев Тамбурин просто обожает. Даже прожил в Японии три года. Связи налаживал.
— Рубли ты сегодня принимаешь?
— Я их всегда принимаю. Но без восторга.
— Плевал я на твои восторги.
— Как всегда. — Тамбурин достал словно бы из ниоткуда черный пакетик. — Будет что надо, забегай.
— Забегу-забегу. Береги себя, Тамбурин.
— И ты не кашляй, Алекс.
Покидая «заведение» Тамбурина, Алекс прошел сквозь часть голограммы. Он понял, где Тамбурин прячет ДНК-детектор. «Сообразительный. Но базой его надо будет заняться. Не нужен ему мой код. Совсем не нужен. Я потому к нему и хожу, что анонимность моя гарантирована».
На улице было туманно и прохладно. Едкий и пыльный туман забивался под веки, и Алекс надел «консервы». Подождал, пока струйки биологического раствора перестанут мешать зрению, и направился к ближайшему входу в подземку. Ночь надвигалась.
Сам с собой испуганно: Снова ночь. Темный туман. Призраки света. Люди Летучими голландцами проплывают мимо. Днем было не лучше. Но днем было светло. Сыро. Противно. Туман забивается в поры кожи. Что же они… Что же Я сделал? Или чего Я не сделал? Бежать. Бежать! Куда? Тогда стоять на месте! Зачем? Но ведь что-то же надо! Что? Раньше так не было, раньше так не было, Ты ведь помнишь?! Помню. И Ты ничего не сделаешь? Сделаю. Ну тогда делай! Делай! Беги, стой, плачь, кричи, молись. Хотя кому Ты можешь молиться? Себе…
Кишка поезда исчезла в туннеле, утягивая за собой различный мусор, накопленный неисчислимыми пассажирами подземки. Бумажные свертки, газеты, какие-то тряпки неслись по воздуху, подхваченные пыльным вихрем.
Алекс опоздал к поезду. Створки дверей грохнули прямо у него перед носом. «Наплевать, — подумал он, — подожду». Отойдя к ближайшей решетчатой колонне, Алекс огляделся. На перроне было пусто. Для ночных гуляк еще рано, для дневных работяг уже слишком поздно. Впрочем, для ночных работяг тоже. Садиться на скамью Алекс не стал, сиденье было основательно заблевано. До поезда оставалось еще около трех минут.
Пройдясь по перрону, Алекс полюбовался на искусно нарисованные на стене женские половые органы. Неизвестный график использовал голографическую краску, и изображение выглядело невозможно реальным. Краска была свежая. Со временем изображение потускнеет, а вскоре и совсем исчезнет — испарятся голографены.