Молодой венн заставил себя разжать пальцы, судорожно стиснувшие ошейник Торона. Могучий пёс, кажется, продолжал верить в безопасность выбранного убежища, но на всякий случай жался к хозяину, видя в нём свою единственную заступу. Ветер пригибал стланик и бешено вколачивал в песок лезвия дождя, однако вода всё равно не успевала уйти, и под колёса тележки суетливо вползали мутные ручейки.
«Вот тебе и пещерка с уютным костром, вот тебе и шум непогоды снаружи…»
Коренга обнаружил, что второй рукой держится за шершавый стволик в пластинках отслоившейся коры. Стволик гнулся, выпрямлялся, дрожал и гудел. Коренга не стал отнимать руку. Там, где росло хоть одно дерево, пусть самое уродливое и кривое, он мог рассчитывать на защиту и помощь. Да и стланик, силившийся удержать корни в земле, точно так же искал у него поддержки, и он не был бы Кокориным сыном, если бы не сумел этого понять.
Дома он привык к тому, что сильные ливни редко затягивались надолго. Он ждал, что свирепое биение капель вот-вот утихнет и поредеет, может, даже прекратится совсем… ничуть не бывало. Правду, знать, говорили о Змее, будто Он мог всосать и унести целое озеро! А потом выпустить, где заблагорассудится!
Оставалось надеяться, что море-океан Ему был всё-таки не по вместимости брюха…
Потом на внутреннюю сторону полога просочились и стали стекать частые струйки, и ощущение гигантской волны, накрывшей весь мир, жутко усилилось.
Ибо дождь (если ЭТО можно было назвать дождём!) шёл морской водой. Той самой, горько-солёной и страшно холодной, в которой совсем недавно привелось барахтаться Коренге…
Того гляди, с неба посыпятся рыбы, водоросли, ракушки!..
Молодого венна, съёжившегося в сырой тьме, вдруг посетила запредельная мысль об утопленном мире и о последнем воздушном пузыре, в котором они спрятались с Эорией и Тороном. Внезапное удушье стиснуло горло, захотелось бездумно рвануться из тесных объятий этого пузыря, неведомо куда и зачем, лишь бы не оставаться на месте…
Жёсткая кора в одной ладони и колючая пёсья грива в другой помогли ему одолеть миг страха и слабости.
«Пусть Змей убьёт меня, если Хозяйка Судеб в самом деле заполнила пряжей веретено моей жизни и приготовилась оборвать нить, – сказал он себе. – Но да явятся мне свидетелями эти корни, эти ветви и зелёная хвоя: не будет сказано обо мне, будто я предался бесчестию, бросившись удирать или моля о пощаде…»
Мысленная клятва придала ему сил и спокойствия. Воины знают эту ясность, осеняющую душу перед поединком, когда отринуты все мысли о земном и остаётся лишь небо над головой да взирающая оттуда Справедливость Богов. Коренга позволил себе только один вздох, да и то не имевший отношения к твёрдости на краю гибели.