Впрочем, кругом было не так уж и темно. Ночь стояла хотя и безлунная, но до того ясная и прозрачная, словно поверженный Змей навсегда уволок с неба все тучи. В такую ночь никогда не бывает совершенно темно, даже самой глухой осенью, а весной и подавно. Отблеск множества звёзд ткёт прозрачную серебряную паутину и, ничего вроде бы не освещая, всё-таки не даёт сомкнуть челюсти мраку, позволяя различить сперва макушки деревьев по сторонам, а потом и тропу под ногами…
Коренга привычно нашёл взглядом несколько знакомых созвездий и поздоровался с ними как с добрыми друзьями. Он знал, конечно, что в самых разных краях людям светит одно и то же солнце, а по ночам – одни и те же звёзды. Но ничего с собой поделать не мог: уехать из дому за тридевять земель и, задрав голову, увидеть над собой совершенно домашние звёзды… ну, может, чуть иначе развёрнутые в небесах… – это ли не чудо Богов?
«У меня всё хорошо, мама. Я всё-таки приехал страну Нарлак. Я даже увернулся от Змея, который хотел меня съесть, и скоро попаду в Фойрег, как собирался…»
Звёзды ласкали его лицо, он некоторым образом чувствовал, что весточка домой будет ими передана. Хотя на самом деле мать с отцом знали наверняка только то, что их сын был ещё жив…
После этого Коренга нашарил глазами Тикиру и её деда.
Нетрудно было понять, из-за чего плакала отчаянная и бесстрашная девка. И старик больше не пенял ей за то, что пошла против его воли. Он гладил прижавшуюся к нему Тикиру по голове, хотя что он мог для неё сделать? Разве что вот так пригреть, приголубить – а после отвлечь от ранящих мыслей, коли всё равно невмоготу спать. И точно, старик сказал что-то на языке, которого Коренга не понимал, но слова его можно было истолковать лишь как «ладно, внучка, давай делом займёмся». Тикира послушно кивнула, высморкалась – и скоро в десятке шагов от Коренги потихоньку затеплился светильничек. Маленький, прозрачный, небьющийся и не проливающий масло, из тех, что развозились по всей земле удалыми купцами из стекловарных мастерских Галирада. Коренге его свет показался ослепительным, он чуть не юркнул обратно под щит тележки – увидят, решат ещё, будто он соглядатайствовать взялся! – но крохотное пламя тут же прикрыли колпачком, чтобы не било в глаза да и не смотрели дед с внучкой на Коренгу.
Перед Тикарамом уже стоял его кожаный короб, тот самый, неподъёмный, который Коренга ещё не хотел брать в лодочку, боясь опрокинуться в водовороте. При виде его у молодого венна сразу заболели синяки на ногах. Угловатая сума так и ехала с ними, и Коренга не видел, чтобы они её раскрывали. Значит, не съестной припас там сохранялся и не одежда: что же за груз, стоивший, чтобы биться за него насмерть, как девка тогда на крыше развалины?.. Теперь Тикарам распутывал завязки, и Коренга сообразил, что сейчас увидит стариково сокровище. Ему стало стыдно собственного любопытства, ведь, что бы ни оказало себя в чужом пестере, его, Коренги, это никоим образом не касалось. Однако отвести глаз, как, может быть, подобало, он не смог.