— Мы можем сровнять их с землей, — повторил Ягер. — Это море песка, эти оазисы… Все это ни к чему нормальным людям. Мы можем стереть с лица земли Каир и Александрию вместе с англичанами и их сраными помощниками из Новой Зеландии и Австралии. Сотни тяжелых бомбардировщиков. Роммель может отправляться стирать свои кальсоны, позиционная война исчерпала себя.
— Вы уверены, Людвиг? — спросил Фрисснер.
Ягер открыл глаза. Пустые и холодные, они смотрели куда-то вперед, сквозь исцарапанное лобовое стекло машины.
— Жиды и коммунисты, черные и желтые, нам с ними не по пути. Их нужно уничтожить.
— Вы последовательны, — сказал Фрисснер.
— Я привык быть последовательным. Если бы я не был последовательным, я преподавал бы сейчас тригонометрию. Но я — офицер, и я воюю.
— Я тоже офицер, хочу заметить.
— И я, — подал голос Богер. — Вот остановимся на ночлег и убьем еще парочку арабов, и все будет хорошо.
— Смеетесь, — процедил Ягер. — Смеетесь, оберштурмфюрер. Смейтесь, пока эти арабы не приползли к вам ночью и не воткнули вам в задницу кинжал. Как они проделали это с вашими солдатами.
— Нельзя ли прекратить этот разговор? — робко спросил Замке, икая с похмелья.
— В самом деле, — поддержал его Фрисснер. — Не время для лекций, штурмбаннфюрер. Или вы усомнились в нас? К чему это?
— Подите к черту, — сказал Ягер и снова закрыл глаза. Его голова тряслась в такт движениям автомобиля, на горле ходил туда-сюда под кожей острый кадык.
«Не хватало, чтобы он спятил, — подумал Фрисснер. — В этом случае его придется пристрелить, сумасшедший в пустыне нам совершенно ни к чему, тем более такой опасный, как Ягер Хотя кто из нас потихоньку не сходит с ума? Разве что Макс, которому все нипочем».
Словно подтверждая мысли капитана, Богер весело произнес:
— Что до арабов, то я как-нибудь проживу еще пару ночей, а там посмотрим. Один парень, вернувшийся с Восточного фронта, рассказывал мне про русских партизан. Нашим арабам до них далеко, смею вас уверить.
— Я знал русского ученого, — вставил Замке, — по фамилии Эдельман.
— Еврейского ученого, — поправил Макс.
— Еврейского. Он был интеллигентный тихий человек, автор монографии по палеонтологии. Мы гуляли по Нюрнбергу, и он рассказывал, как в девятнадцатом году воевал в коннице. Интересно, что с ним сейчас…
— Копает небось своих допотопных ящеров, — Богер пожал плечами. — Не думаю, что его мобилизовали, вашего ученого.
— Могли и мобилизовать, — сказал капитан. — Дела русских совсем плохи.
— Черт…
Восклицание Богера относилось к дороге, которая исчезла. Только что под капот мерно бежала песчаная полоса, и вот…