— Хорошо, господин капитан. Солдаты, переговариваясь, стали устраиваться на насиженном месте. Обст поспешил к канцелярии.
— Среди них есть водители? — спросил Фрисснер полковника.
— Конечно. Водители, пулеметчики, радист…
— Рация нам не нужна.
— Вы уверены?
— Уверен.
— Ваша воля, капитан. Я хотел бы… — полковник помолчал, потом заговорил снова — Я хотел бы, чтобы эти люди вернулись назад. Понимаю, на войне это глупый разговор, но…
— Я постараюсь, господин полковник.
Они осмотрели машины, причем Фрисснер с удовлетворением заметил установленные на грузовичках станковые пулеметы МГ, которых вчера не было.
— Все собрано. Могли бы выехать и сегодня, — заметил полковник.
— Завтра, завтра… — рассеянно сказал Фрисснер.
— И еще, возьмите «стэны», десяток «стэнов». Британские тарахтелки гораздо лучше работают в условиях пустыни, нежели наши МП. Может быть, это непатриотично, но я не хотел бы, чтобы автоматы отказали в самый неподходящий момент…
— Спасибо, полковник.
— Такое впечатление, что вам очень не хочется ехать, — признался Боленберг. — У вас просто на лице написано, капитан. Поэтому я и сказал о людях Обета…
— Я думаю, все будет нормально, господин полковник. Не опаснее, чем на передовой, во всяком случае.
— Не скажите. К передовой эти люди привыкли. А к пустыне привыкнуть трудно, практически невозможно.
Дальше спорить не имело смысла, и Фрисснер промолчал.
Отчет, составленный педантичным Обетом, оказался весьма любопытен.
Из шестнадцати человек (включая самого унтера, само собой) двое были разжалованы из лейтенантов вермахта. А именно — Готлиб Ойнер и Фриц Людвиг. За какие провинности, Обст не писал, но указал против каждого — «надежен». Что ж, пусть так и будет.
Помимо всяких банальностей — когда родился, откуда родом, сколько воевал, — Фрисснер узнал, что Гнаук, например, отличный радист и радиотехник, а Вайсмюллер — водитель-механик, способный починить любую колесную и гусеничную технику. В целом же список был краток, но бесполезен, как Библия.
— Слушай, он ничего особенного и не написал, — процедил Каунитц, читая через плечо. Фрисснер хмыкнул:
— Зато я понимаю, что он уверен в своем отряде. И это хорошо.
— Думаешь?
— Думаю. Да и полковник прекрасно понимал, что нам в пустыне понадобятся хорошие люди. Пусть он не знает целей задания, но он педант, профессионал. Он не станет подсовывать нам отбросы.
— На его месте я поступил бы именно так, — буркнул Каунитц.
— Вот потому-то ты до сих пор не полковник, — улыбнулся Фрисснер и сложил листок со списком, показывая, что разговор окончен.