— Я думаю, что каждому снится такое, — уклончиво ответил Вольфрам, чувствуя, как по спине побежали знакомые колкие иголочки холода.
— Не надо, Зиверс, — тихо сказал Гиммлер. — Не надо. Вы не хуже меня знаете, что это был сон. Действительный, настоящий, вещий сон. Такой, какой бывает один раз в жизни. Не нужно мне говорить, что такое бывает с каждым! Не бывает! Не бывает такого с каждым! И вы это тоже отлично знаете. Мне не нужен врач…
Он сидел за столом, а над его головой безмолвно и вызывающе смотрел в будущее Гитлер. Этот портрет был не чета тому, что висел в приемной. Это была обыкновенная, хорошо, можно сказать отлично, выполненная работа. Но не более. Фюрер на этом портрете был не живой. Картинный.
«Странно, — подумал Зиверс. — Почему он не держит тот портрет здесь? Сколько раз смотрю, столько раз задаюсь этим вопросом…»
— Так что же вы видели? — спросил он у Гиммлера.
Тот посмотрел на Зиверса оценивающе, словно взвешивая, стоит ли доверять этому человеку такую тайну, тайну своих снов.
— Я видел камеры, Вольфрам. Зиверс нахмурил лоб.
— Камеры, — снова повторил Гиммлер. — Кинокамеры. Многочисленные объективы. Они смотрели на меня, как глаза какого-то огромного животного. И я закрывался от них, от этих камер… Закрывался, чтобы не видеть этих жадных, голодных лиц. Такие лица бывают только у упырей. Мне было противно, и я закрывал лицо. А они считали, что я их боюсь… И радовались. А еще я видел там вас, Вольфрам. Вы молились… Странные слова, я не знаю такого языка. Может быть, такого языка нет на земле.
Гиммлер замолчал, глядя перед собой.
Зиверс решился напомнить ему о своем существовании:
— А дальше?..
— Дальше? — переспросил Гиммлер, не выходя из ступора, а потом, опустив глаза и посмотрев на стол, сказал, четко произнося каждое слово: — Дальше я не помню. И вы… Забудьте.
Словно подтверждая свой приказ, он выдержал коротенькую паузу и спросил своим обычным тоном:
— О чем с вами беседовал фюрер?
— Мы получили небольшую выволочку, — сразу, зная, что такой вопрос последует, ответил Зиверс. — Как я понял, на исходе основной волны недовольства фюрера транспортным министерством. После провала работ в Институте Маятника наше положение несколько пошатнулось. Я сделал небольшой доклад об операции «Тангейзер», и, как мне показалось, фюрер остался доволен. Когда мы с бригаденфюрером выходили из кабинета, он был в довольно приподнятом настроении.
— Хорошо. Что вы рассказали фюреру?
— Рассказывал в основном фон Лоос. То, что было в его компетенции. Все идет по плану.
— Донесения от нашего человека?..