— Шахматы? — как можно дружелюбнее спросил Богер, полагая, что это слово по-арабски звучит как-нибудь похоже.
Муамар поднял голову и внимательно посмотрел на подошедшего офицера, как смотрят на забравшееся в огород домашнее животное — без капли злости.
— Шахматы? — повторил смутившийся Богер. Он испытывал странное чувство, словно застал незнакомого человека голым или за каким-то сокровенным занятием.
Муамар утвердительно кивнул. Богер отдал бы голову на отсечение, что араб ухмыльнулся под своей повязкой.
— Можно? — спросил Макс, указывая пальцем сначала на себя, затем на доску.
Муамар снова кивнул, вернул на доску «съеденные» фигуры и пощелкал ногтем по черному ферзю.
— Ты играешь черными? — Богер показал на Муамара, потом на строй черных фигур.
Кивок.
Богер уселся напротив проводника, сложив ноги по-турецки, и решительно двинул пешку.
— Лейтенант играет в шахматы с этим чертовым арабом! — восхищенно сказал кто-то из солдат за спиной. Назойливое лязганье прекратилось — тот, кто возился в моторе грузовичка, бросил свою работу, чтобы посмотреть.
На шестом ходу появился Фрисснер. Он стал в сторонке, широко расставив ноги, и спросил:
— Макс, ты уверен в победе?
— Отнюдь нет. — Богер, который только что потерял слона, покачал головой. В школе он был чемпионом и полагал, что араб может в лучшем случае оказаться занятным противником, но происходило нечто иное — Макс медленно, но верно проигрывал партию.
— Это еще что такое? Чините грузовик, солдат!
Ягер. Тут же лязганье послышалось с новой силой, а штурмбаннфюрер остановился рядом с Фрисснером и сказал так, чтобы все слышали:
— Похвальное единение с отсталым народом. Учим его интересным играм?
— Вы играете в шахматы, штурмбаннфюрер? — покосился на него Фрисснер.
— Нет. В футбол.
— Тогда помолчите. Представитель отсталого народа выигрывает у нашего славного Макса.
— А ваш славный Макс — гроссмейстер? — съязвил Ягер.
— Представьте себе, да.
Богер тем временем обменял второго слона на ладью, что нисколько не опечалило араба. Он то и дело хитро поглядывал на немецкого офицера и явно знал заранее, чем закончится партия.
Так и случилось. На тринадцатом ходу Богер решительно повалил фигурку своего короля и пробормотал:
— Сдаюсь.
И для иллюстративности поднял руки.
— Это достойно первых полос, — презрительно сказал Ягер и, шелестя песком, пошел прочь.
— Попробуете, капитан? — Богер поднялся, отряхиваясь.
— Увольте.
— Можно мне, господин капитан?
Это произнес Герниг, молодой конопатый солдат.
— Пожалуйста, если он согласится. Появился Замке, обогнул капитана и о чем-то заговорил с Муамаром, который бесстрастно расставлял фигуры и реагировал на фразы ученого лишь короткими движениями головы. Поговорив с полминуты, Замке сказал остальным: