– Я ведь верно говорю, а, ведьма? – Конрад опять шевельнул древко, покрывшееся уже новым слоем твердеющей крови.
Старуха в этот раз не кричала. Лишь застонала глухо. Всхлипнула жалостливо.
– Верно? Ведьма?
– Ур-р-рус-хан, – нечисть тянула руку к Всеволоду, словно моля, взывая словно о защите, – пощ-щ-щади...
– Ишь ты, чует, кого просить о пощаде, тварь, – скривил губы Конрад. – Не поддавайся ей, русич.
Тевтон нагнулся над старухой. Прошипел – в лицо.
– Хочешь жить?
– Х-х-хочу, – простонала ведьма.
– Тогда отвечай на спрошенное. Скажешь все – освобожу, отпущу...
– Что? – встрепенулся Всеволод. – Освободишь? Отпустишь? Ее?
– ...не скажешь, – спокойно продолжал Конрад, – буду ворочать в ране серебро и осину, покуда не издохнешь.
– Слово? – ведьма-волкодлак подняла влажные глаза. – Даешш-шь слово, р-р-рыцарь?
– Даю, – кивнул немец.
– Ты что задумал, тевтон? – Всеволод был в замешательстве. Все-таки слово рыцаря – это не шутка. А отпускать оборотня...
Конрад повернулся к нему:
– Ты, кажется, хотел говорить с этой тварью, русич? Спрашивай. И я тоже послушаю. Лгать она сейчас не станет. Ей больно. А когда ТАК больно – нет сил на ложь.
Не станет лгать? Нет сил на ложь? Хотелось бы верить. Всеволод начал с очевидного:
– Ты волкодлак?
Старуха не спешила с ответом. Часто-часто дышала. Видимо, унимала боль. «ТАКУЮ» боль... На осиновом древке вновь сохла кровь, обращаясь в жесткую черную массу.
– Отвечай! – Конрад в очередной раз потянулся к обломку осины.
– Не надо, – остановил немца Всеволод. – Не тревожь рану. Пусть боль не мешает ей говорить.
И – снова:
– Ты волкодлак?
– Так называют нас в стране урусов, – тихо-тихо прозвучал ответ. Теперь старуха-волк дышала ровнее. Боль уходила. Судя по всему, вместе с жизненной силой. Но говорить волкодлак еще мог. – Другие народы именуют нас иначе. На языке нашего мира у нас есть особое прозвище. Перевести его – неточно, но похоже можно как охотник-оборотай.
– Оборотень?
– Неточно, но похоже, – повторила старуха. Или не старуха? Старухой была та, другая, которую пожрал волкодлак? А сам волкодлак...
– Кто ты на самом деле? Мужчина? Женщина? Каков твой истинный возраст?
– Я оборотай. У меня нет ни мужского, ни женского естества, как у прочих существ. Я могу лишь оборотиться тем, чью силу впитаю. А сколько я живу – не ведаю. Ибо тьма и голод, идущий за тьмою, отбирают память. А без памяти жизни нет. И нет отсчета.
Всеволод пытался понять – как это, каково это? Не смог. Люди и твари из-за порушенной границы между мирами все-таки слишком сильно разнятся.
– Зачем ты пришла... пришел... Зачем ты здесь?