Среди разных сцен и надписей, которыми Рамос дополнил убранство гробницы, имеется запись речи фараона, обращенной к нему, Рамосу, и его ответа.
«Слова Ра, – сказал царь, – вот они… Мой августейший отец[19] объяснил мне их суть и открыл мне их… Они понятны моему сердцу и открыты моему взору… Я знаю…»
«Ты единственный у Амона, тебе ведомы его замыслы, – отвечает Рамос. – Ты повелеваешь горами. Они боятся тебя в сердце своем, как боятся тебя люди. Горы внимают тебе, как внимают тебе твои подданные».
Судя по этим словам, знать была знакома с некоей доктриной, которая к тому времени уже сложилась в голове фараона. Важно отметить, что в росписях встречаются изображения Рамоса, нагруженного царскими подарками, поднесенными, вероятно, в награду за преданность.
Видимо, фараон щедро награждал тех, кто подхватывал и развивал его идеи, сразу же, как только они возникали, вероятно, и многие из тех, кто в душе не разделял воззрений фараона, примкнули к его сторонникам из жажды обогащения.
Царю нужна была любая возможная поддержка, поскольку по мере формирования его учения назревал открытый конфликт с жрецами Амона-Ра. Хотя подавляющее большинство египтян безоговорочно последовали за своим фараоном просто потому, что он был их повелителем, существовала реальная опасность того, что жители Фив, подстрекаемые жрецами Амона-Ра, будут сопротивляться любым попыткам посягнуть на права их местного бога.
Похоже, что юный фараон обладал большой силой воли, допустим также, что он унаследовал от своих прославленных предков твердый характер, правда, у нас нет никаких свидетельств того, что они этим качеством обладали.
Нет сомнений, что на протяжении всей своей жизни и спустя несколько лет после своей смерти он пользовался любовью своего народа. Только оценив, сколь преданно следовали за ним его вельможи, пока у него были силы и здоровье, чтобы вести их, и насколько растерялись придворные после его смерти, начинаешь понимать, какое огромное влияние он оказывал на своих приближенных.
Даже когда фараон был совсем юным, они, видимо, испытывали огромное уважение к серьезному, задумчивому мальчику; за обычной лестью и традиционными уверениями в преданности проглядывают порой искренняя личная привязанность к царю.
Здесь же следует упомянуть о рождении первой дочери правителя – это произошло примерно на пятый год его правления, когда ему было около восемнадцати лет. Девочку назвали Меритатон, «возлюбленная Атона», и, хотя, возможно, рождение дочери, а не сына стало серьезным разочарованием для царственной четы, к ребенку относились с трогательной нежностью, как станет ясно в следующих главах.