– Мы идем туда, там – Бог, – продолжал Дед. – Он увидит тебя всю как есть. Он оце нит твою душу и твои мысли, размыслит о каждом прожитом тобой дне и определит твою судьбу до Страшного Суда. Оставь свои мудрования и сосредоточься на этом. Собери все душевные силы, Анна! Это куда серьезней, чем ты в состоянии себе представить.
Если можешь, молись. И не мешай нам с Ангелом молиться о тебе.
– Хорошо, Дед, я буду стараться.
Я в самом деле постаралась откинуть все мысли и даже попробовала молиться такими словами: «Прости меня, Бог, но я не хотела ничего плохого! Я не знаю, почему я должна Тебя бояться, и не боюсь. Прими меня в Свой прекрасный Рай, только дай мне, пожалуйста, остаться собой!»
Я очень удивилась, когда мы подошли ближе к горе: ее вид абсолютно не вязался с окружающим великолепием, даже противоречил ему. Если не считать широкой лестницы, склон горы был диким и голым и сплошь усыпан осколками камней желтоватого цвета.
Кое-где за них цеплялись безобразные колючки; их змееподобные толстые стебли были сплошь усеяны длинными шипами, а среди них виднелись маленькие алые цветочки, будто капельки крови. Гора казалась раскаленной, безжизненной, и было очевидно, что кроме как по лестнице на нее невозможно взойти.
Широкая и крутая лестница, разделенная несколькими площадками, была выложена из грубых каменных плит, частью выщербленных от древности. Подходя к ее ступеням, многие люди опускались на колени и благоговейно целовали камень. Некоторые так, на коленках, по лестнице и поднимались.
Дед и Хранитель тоже приложились к желтоватым плитам и велели сделать то же самое и мне.
– Это – Голгофа, – сказал Дед.
Опять символика, подумалось мне, поскольку я знала, что настоящая Голгофа находится в Иерусалиме, но я послушно поцеловала горячий камень, и мы начали всходить по широким ступеням.
По мере того, как мы поднимались по лестнице, становилось все жарче, над ступенями струился раскаленный воздух, а с вершины горы лился такой ослепительный свет, что вскоре я уже не могла поднять глаз от ступеней.
С трудом я дошла до первой площадки, где уже многие всходившие по лестнице приостановились для отдыха.
– Ты устала, Аннушка? – спросил Дед.
– Очень жарко и глазам больно от этого блеска. Я посижу немного…
Я заметила, что некоторые люди сидят, прислонившись к каменному ограждению лестницы, будто бы в поисках тени, хотя никакой тени здесь не было. Посидев немного, я поднялась и сказала, что готова идти дальше, но стоило мне ступить на первую ступень нового пролета, как я почувствовала сильное головокружение и вынуждена была остановиться.