– Мы не говорили об этом с Елизаветой Николаевной. Для нее пост такое же привычное дело, как и для монахов.
Я задумалась. Как же это получается, что я произнесла слова, значения которых не понимаю, но произнесла их вовремя и к месту?
– Во время нашей стычки, мать Евдокия, я вспомнила то, чего не знала, по зато забыла то, о чем знала очень хорошо, – о вашем мобишке сзади. Рассуждая здраво, я должна была снять буксировочный трос и предложить вам ехать отдельно. Но у меня была полная уверенность в том, что если я вас высажу из своей машины, у вас не будет другого выхода, как только идти пешком. Безумие какое-то!
– Гнев всегда безумен.
– Не-ет! Я думаю, у меня что-то с психикой не в порядке.
– Не фантазируйте. Психика у вас нормальная, у вас в душе непорядок.
– Да ладно вам… А если не психика, то мораль хромает.
– И тут не угадали, и в моральном отношении вы заведомая вегетарианка.
– То есть?
– Не станете ближних угрызать ради своей пользы. А вот с душой дело обстоит хуже – душа ваша открыта для бесовских нападений, она у вас на семи ветрах сиротствует, бедная.
Мне пришла в голову мысль кое что о себе открыть матери Евдокии.
– Мать Евдокия, я хочу рассказать нам что-то по секрету от бабушки. Пожалуй, это единственное, что я скрываю от нее.
– Если это ваша тайна, надо ли мне ее знать?
– Может быть, вы поможете мне разобраться в одном важном для меня вопросе.
– Тогда слушаю.
– В детстве я прошла курс социальной реабилитации в специальной школе. Из моего сознания были вычищены многие детские воспоминания, вера в Бога, молитвы, русский и греческий языки и многое другое. Пожалуй, сохранилась только моя любовь к бабушке. Я думаю, ее можно было стереть только вместе с жизнью. Сохранились и некоторые разрозненные отрывочные воспоминания. Кое-что из прошлого я потом самостоятельно восстановила по рассказам бабушки, но полной, связной памяти о годах, проведенных с дедом и бабушкой, у меня нет. Бабушка этого не знает, она думает, что у меня скверная память и обвиняет в этом мое увлечение Реальностью,
– Почему вы скрываете это от Елизаветы Николаевны? Она могла бы помочь вам восстановить все утраченное, может быть, вплоть до веры в Бога, ведь вы верили в Бога в детстве?
– Да. Я это знаю, но я этого не помню. Напротив, всё, что касается веры, церкви и, простите, монахов, вызывает у меня раздражение, чтобы не сказать больше.
– Я это давно почувствовала.
– И было с: чего. А с бабушкой все гораздо сложнее, но это долго рассказывать.
– У нас предостаточно времени, нам еще ехать и ехать.
– Хорошо, я расскажу вам всю свою жизнь и постараюсь покороче.