В пятницу утром, готовя завтрак себе и котам, Квиллер не переставал думать о следах за окном кухни. Если после выходных мойщики окон приходили сюда, то это могли быть их следы. Если же нет, то подозрительные отпечатки наверняка были оставлены на мягкой земле в воскресенье ночью, когда Айрис Кобб последний раз в своей жизни звонила по телефону. В тот день прошёл дождь, а с тех пор погода стояла сухая.
Он поставил тарелку с вырезкой на пол под телефонный столик и ещё раз позвонил в «Осенний дом».
– Мистера Тиббита сейчас нет, – ответила телефонистка. – Хотите оставить сообщение?
– Это Джим Квиллер.
– О да, мистер Квиллер. Вы звонили вчера вечером.
– Мистер Тиббит скоро вернётся?
– Боюсь, что нет. Он уехал в Локмастер.
– С ним всё в порядке? – сразу спросил Квиллер. На юге округа, в Локмастере, находился медицинский центр, известный своим гериатрическим отделением.
– Да, всё хорошо. Рода Финни повезла его на луга, полюбоваться на осенние краски. Говорят, там восхитительно.
– Понятно. – Квиллер задумался. – Когда они рассчитывают вернуться?
– Не раньше чем в воскресенье днем. Они будут гостить там у своих друзей. Передать, чтоб он вам позвонил?
– Не надо. Не беспокойтесь. Я увижусь с ним в музее.
Квиллеру предстояла сейчас неприятная обязанность упаковать в коробки вещи Айрис Кобб. Ему уже приходилось раньше делать подобное, когда умерла мать, и в тот раз это нехитрое занятие причинило ему невыразимую боль. Он часто этим занимался, когда в студенческие годы работал в больнице, и тогда это была обычная работа. Но, совершая этот обряд над вещами женщины, которая была в прошлом его квартирной хозяйкой и экономкой, он чувствовал себя неловко. Ему виделось в этом нечто интимное. Собирая по кладовкам и ящикам комодов её розовые брючные костюмы, розовые платья, розовое нижнее белье и розовые ночные сорочки, он ощущал себя человеком, подглядывающим в замочную скважину. Наиболее тягостным было вторжение в верхние ящики, где валялись старые губные помады, сломанные серёжки, стёршиеся пилки для ногтей, пузырьки из-под лекарств, щётки для волос с запутавшимися волосинками и увеличительное стекло с серебряной ручкой, которое он подарил ей последний раз на день рождения.
Когда всё было упаковано, он надписал коробки и отнёс их в кабинет. Коко вызвался сопровождать его.
– Извини, – сказал Квиллер. – Видишь, написано: курить, приносить еду и напитки и ходить босиком воспрещается.
Но когда вся работа была закончена, Коко всё ещё прыгал на дверь, ведущую в музей, пытаясь достать до ручки. До этого ему однажды, когда миссис Кобб ещё была жива, позволили войти в экспозиционные залы, и в тот раз его привлекли некоторые модели кораблей.