– Тупость тут ни при чем, – ответил он. – Те, кто ворует, играет или пьянствует, не могут этого не делать.
– Хочешь сказать, что ты тоже такой? – с удивлением спросила она.
Он сел рядом с ней и взял ее руки в свои.
– Нет, не такой. Но я воровал. Хлеб, сыр, кружок колбасы. Этому я научился здесь, иначе не выживешь. Эймиас с братом научили меня. Здесь приходится думать о том, что раньше казалось немыслимым. Боже, как я ненавижу это место! – с отвращением сказал он.
Он сидел так близко, что она почувствовала, как у него по телу пробежала дрожь. Он говорил быстрее, чем обычно; если она с презрением относилась к тому, как ее элегантные ухажеры цедят слова, то торопливую речь Кристиана она с трудом выносила. Его движения стали резкими, тело напряженным; он был совсем не похож на того спокойного, собранного человека, которого она знала.
– Это место все еще имеет власть надо мной, – сказал он, оглядывая камеру. – Я знаю, что на этот раз пробуду здесь недолго, но не могу убедить в этом свои идиотские мозги. Я провел здесь год, когда был еще мальчишкой, и теперь переживаю все заново. Не перестаю вспоминать тот первый день, – сказал он, глядя в одну точку. – Здесь гулкое эхо, оно заставляет меня вспоминать. Тогда тоже была весна. Такой контраст – последний вкус свободы и первый – ужаса. Мы прекрасно провели день; у отца редко выдавался случай провести со мной целый день, но утро выдалось такое великолепное, что у него появилась идея. Там все еще весна? – спросил он. – Глупый вопрос, – сказал он прежде, чем она успела ответить, и стукнул себя по лбу. – Глупый, смиренный, жалкий вопрос! Ах, пожалейте бедного мальчика, – передразнил он себя и быстро продолжил, стиснув ее руки в своих холодных руках: – В тот день отец взял меня с собой за город, он ехал к богатому клиенту, который сказал, что у него в счетах ошибка. Этот тип жил в особняке, и, поскольку дело было в воскресенье, он пригласил и меня. Когда мы приехали, отец договорился с хозяином конюшни, что мы покатаемся после того, как он сделает работу.
Мы ездили по зеленым лугам, это было прекрасно. Вернулись домой счастливые и довольные. Отец был добрый, ему всегда хотелось доставить удовольствие пареньку, выросшему без матери.
Он больше не женился, вместе с моей матерью он похоронил свое сердце и чувствовал себя виноватым передо мной. Это одна из причин, почему он так радовался нашей дружбе с Джоном. Твоя мать была очень добра ко мне, помнишь?
Она кивнула, но он не ждал ответа, погрузившись в воспоминания.
– Мы устали, как это бывает после дня, проведенного на солнце. Собрались обедать, и тут раздался стук в дверь. Горничная открыла. Там стояли два человека. Они навсегда изменили нашу жизнь. Они сказали, что мой отец – вор. Когда он стал возражать, его заковали в цепи. – Он говорил невыразительно, монотонно. – Я пришел в ужас, набросился на них, и меня тоже заковали. Все соседи собрались поглазеть. Нас засунули в карету, как мясные туши на рынке, и привезли сюда, в Ньюгейт.