Вольнонаемные, весь Березникхимстрой, пользовались для своих вечеров только что отстроенным клубом лагеря - на Адамовой горе.
Сама по себе идея лагерной зоны была такая, чтобы обжить, опробовать и передать барак вольным.
В зоне на Адамовой горе была и больничка, которой управлял военный фельдшер Штоф.
Но самым роскошным лагерным домом внутри зоны был клуб - роскошный двухэтажный клуб с будкой киномеханика, с гримировочной комнатой и даже ямой для оркестра.
Второй этаж клуба занимала всегда следственная часть с ее комнатами, камерой, тупиками. Там меня и допрашивали позднее. Время это - лето 1930 года.
Я выиграл шахматный турнир - первое место занял, получил приз -шахматы, которые хранятся у меня до сих пор, уничтожена, сожжена была только наклейка, хотя для меня эти шахматы без наклейки - и приз и не приз. Но разумением жены стерта с шахмат эта улика.
Клуб был так хорош, что лагерная труппа проводила там концерты для вольнонаемных за плату, как полагается. Вольнонаемные были довольны, а лагерное начальство - еще больше.
Я помню концерт, где выступал с конферансом блатарь Михайлов. Это был профессиональный конферансье - не хуже какого-нибудь Гаркави или самого Алексеева. Помню также большой успех "Умирающего лебедя" Сен-Санса, где артистка пыталась напомнить зрителям бессмертные заветы Анны Павловой.
Артистку эту взяли в управлении на Вижаихе, - позже я с ней встретился на Севере в 1931 году, где она работала медицинской сестрой.
Хорошо ли она танцевала "Лебедя" - по канонам хореографии, - я оценить не могу, но у лагерников именно "Лебедь" вызвал тогда бешеные овации.
На "бис" у артистки не было приготовлено ничего, и пришлось в ответ на овации повторить "Лебедя". Boт тут мне, сидевшему в первых рядах, и стали заметны и морщины, и вялая шея, и какая-то усталость во всем этом танце, поставленном когда-то Фокиным для Павловой.
Как будто усталость была больше, чем полагалось умирающему лебедю, если всю эту символику рассматривать только с позиций казенного реализма, с позиций Художественного театра хотя бы.
Для меня этот танец был новинкой - я никогда балета еще не видел, и детство, и юность, и университет - все было прожито без балета, вопреки балету.
В "Умирающем лебеде", исполненном на сцене лагерного театра 3-го отделения Вишерских лагерей осенью 1930 года, была и еще одна подробность, важная для меня.
Балериной, исполнившей "Умирающего лебедя", была заключенная -любительница из художественной самодеятельности, принятая из проходящего этапа.
Звали эту арестантку-балерину Елена Николаевна Шмидт. Елена Николаевна была родной дочерью Николая Шмидта, московского фабриканта, участника революции 1905 года в Москве, расстрелянного царским правительством, мебельщика Шмидта - самого боевого из большевистских отрядов, сражавшихся на баррикадах.