Заняв епископскую кафедру в Мове-сюр-Орер, он прославился как проповедник. Сейчас, в силу преклонного возраста, он выступает редко, и ежели решил обратиться к пастве, значит, ожидается что-то исключительное.
Я подумала о том, был ли епископ Кавардак в числе богословов, принимавших участие в достославном диспуте о дамском нижнем белье, но от вопроса воздержалась. Тем паче что служка подвел меня к креслу. Их было лишь несколько по обеим сторонам от прохода. Над двумя самыми значительными возвышался балдахин, и даже северная варварка типа меня могла понять, что они предназначались для монарших особ, буде те окажутся в главном соборе провинции. Остальные кресла были расставлены в соответствии с рангом возможных слушателей, и тут мне оставалось довериться проводнику. Я отпустила его, передав толику денег «на цветы для святой Инстанции», и опустилась в кресло в первом ряду.
Тотчас где-то позади раздалось приглушенное фырканье, и, обернувшись, я увидела, как некая особа, направлявшаяся было к первому ряду, круто повернула назад. Даже не видя ее в лицо, я угадала, что это маркиза де Каданс, – по синим волосам и запаху розового масла. В прошлый раз я указала ей на место. И, в соответствии с этим местом, ей полагалось сидеть позади меня. Похоже, дабы избежать подобного унижения, она готова была покинуть собор и навлечь на себя немилость Благого Сыска. Ох уж мне эти дамские штучки... Остальные дамы, не столь щепетильные, заняли кресла, подобающие им по рангу.
К этому времени и монсеньор де Кавардак поднялся на кафедру. Это был сухонький старичок в роскошном облачении, блеском затмевающим наряды самых знатных мирянок, и со скорбным лицом жертвы простатита.
– Какой прекрасный день для веры! – провозгласил он. – Какой прекрасный день для веры! Братья и сестры мои, какой прекрасный день для веры!
Замечательный зачин, подумала я. Главное, оригинальный. Интересно, еще какие-нибудь слова в этой проповеди будут?
Действительно, едва приступив к проповеди, Кавардак сделал длинную паузу, как будто забыл, о чем собрался говорить. Но оказалось, что это был ораторский прием.
– А разве могут быть ужасные дни для веры? – спросите вы. Таковых нет, но у некоторых людей бывают дни дурные, критические. В такие дни недалеко и до греха, если вы уже не согрешили. Ибо маловеры считают, будто избегнут кары. Святые давно отвернулись от нас, твердят нечестивцы, а Благой Сыск составляют всего лишь люди. Но трепещите, злодеи! Бдит, бдит святая Инстанция, и арбалет ее направлен в лоб грешникам и грешницам. Ибо дошли до нас вести, что святая вновь явилась в опекаемом ею городе, дабы явить пример неотвратимости воздаяния. Вот урок усомнившимся! И не твердите себе: лунные ночи не так часты, а в такие ночи мы из дому не выходим! Возмездие принимает разные обличия, и не всем дано узреть святую Инстанцию воочию, но придет она за вами! Пусть памятуют о том грешные жены, проводящие дни и ночи свои в суетных удовольствиях, искажающие облик, данный им от рождения, белилами, пудрами, мазями, притираниями, лосьонами, кремами, тушью, сурьмой, помадой, тенями, не говоря уж о краске для волос! Взбивающие кудри свои перед зеркалами, не желающие видеть безобразия своих грехов, обнажающие свои плечи и груди, дабы каждый прохожий зрил то, что у порядочных женщин не увидит и супруг, рядящиеся в багряницы вместо власяницы!