Оружными встретили Незваную Гостью и девушки и даже степенные хозяйки, госпожи. Лук и стрелы – неразлучные друзья человека в степи. Редкая степная женщина не умеет ими пользоваться. А уж сейчас, когда враг грозит со всех сторон…
Ни одна не далась неприятелю в руки живой. Бились яростно, не помня себя. И погибали, одолеваемые не уменьем и не храбростью, но одним лишь числом наседавших венутов.
Заслышав шум битвы, выбежала из своего шатра шаманка Чаха. Длинные косы, числом пять, увитые лентами, с вплетенными между прядей волос фигурками богов и духов, разметались по плечам итуген, в странных светлых глазах, горящих на темном лице, – боль и ярость. И видела она то, что было скрыто от сражавшихся: как истекает кровью душа ее народа, как взлетает она в бесконечном смерче отлетающих одна за другой к небесам бессмертных душ – и как стонут и корчатся на земле смертные души убитых, те самые души, которые умирают едва лишь окончательно станет землей и осыплется с костей погибшее тело…
Страшно закричала шаманка, затрясла головой, руками. Загремели на запястьях браслеты, увешанные бубенцами, зашумели в волосах фигурки духов и богов, словно вторили ее отчаянному крику своими бесплотными голосами.
Но тонуло и вязло все в назойливом громе неравного боя.
Чаха видела, как падают, сраженными, один за другим защитники племени. Юноши, покинувшие свой род и прибившиеся к Ариху. Верные его друзья и товарищи, высокомерные, как и подобает молодым воинам, но честные и прямые. О, стань Арих настоящим вождем, добейся он могущества, о котором грезил воспаленными ночами, – многие из них, наверное, начали бы вязать козни против вождя.
Но – не успели. Пали молодыми, незапятнанными ни изменой, ни даже помыслами об измене. Нечего было еще делить в племени Ариха. Ни богатства, ни славы, ни силы воинской не успели накопить.
И вдруг словно толкнуло что-то шаманку, и она обернулась.
– Вот ты, – прошептала она. – Здравствуй, Незваная…
Она увидела того, кому суждено было убить ее. Она заметила его сразу, выхватив взглядом из толпы бегущих к ее шатру воинов.
Он был таким же, как и остальные: покрытый потом и пылью, с оскаленным ртом и прищуренными глазами. Его одежда была забрызгана кровью, сабля в руке горела и казалась живой. Он бежал среди прочих. Длинные, смазанные салом волосы, были заплетены у висков в тонкие косы и уложены вокруг ушей, как бараньи рога.
Чаха залюбовалась им. Мир словно замедлил вокруг шаманки движение. Каждый шаг казался теперь плавным и тягучим, каждый прыжок – бесконечным. Минуты жизни Чахи истекали медленно, точно мед.