Так проходит дней десять. Семен Иванович объявляет следующий день выходным, и все очень радуются: рвется наша одежонка на этой работе.
А в тот объявленный выходной, когда мы отсыпаемся и неспешно завтракаем, Семен Иванович говорит вдруг:
- Я - в город. Проводи меня до станции, Тайка.
- Это зачем еще? - с вызовом интересуется Хавка.
- Обсудить надо. Свадьбу. Проводи.
Я знаю, что ему надо: отговорить Тайку. Но мы десять дней ходим рука об руку, и я за нее спокоен. Ведь я знал, что такой разговор непременно будет, и поэтому все пересказал Тайке. Весь наш спор у холодного кострища.
- Обратно через лес не иди, - наставляет Зина.
И это Тайка знает и поостережется. Поэтому, когда они уходят, я не испытываю особого волнения.
Не помню, как тянется этот день. Я жду Тайку и думаю только о ней. Но раньше Тайки слышится натужный рев тяжелых машин. В лесу. В глухоте, огороженной нашими бревнами.
- Чего-то они заспешили сегодня, - отмечает Хавка.
Рев затихает вдали. А потом появляется Тайка. Она возникает как-то неожиданно, неизвестно, с какой стороны. Ее о чем-то расспрашивают, она что-то отвечает, но смотрит только на меня. Странно смотрит.
- Погуляем. Сапоги надень.
- Поешь сначала, - говорит Елена Алексеевна. - Все горячее.
- Потом. Все потом. Погуляем сначала.
А странное в ней - глаза. Она говорит, даже улыбается, а глаза - неподвижные, в пол-лица. И я вдруг понимаю, и все во мне запекается.
- Через лес бежала?
- Только не думай, не видели они меня. Я их видела.
- Говорили же тебе, чтоб не смела через лес!…
Она хватает меня за плечи, смотрит в упор донельзя расширенными глазами. Я замолкаю.
- Мы уйдем сейчас. Совсем уйдем.
- Куда?
- Бежать надо, пока не упадем.
- Тайка, любимая, тебя обидели, да? Там, в лесу?
- Никто меня не обидел, никто не встретил, никто не видел. Потому и говорю, что бежать надо.
- Но так же нельзя. Тайком, не сказавшись. Они же мне жизнь спасли.
- Отберут у тебя жизнь! - вдруг кричит она. - Нету ее у нас с тобой, нету! Могила одна, яма такая здоровенная.
- Тайка, но это же нехорошо. Хочешь, чтобы я предал, да? Я не могу их предать, не могу.
- Дурачок ты мой… - Наконец-то в ее глазах появляются слезы. - Что же ты делаешь с нами…
- Я не могу быть предателем. - О, как я нравлюсь себе в этот момент! - Сама же презирать станешь.
Она глухо рыдает, уронив голову мне на плечо. Я глажу ее волосы, шепчу что-то нежное. Я верю, что испугалась она не леса, а разговора с Семеном Ивановичем, боится его угроз и поэтому во что бы то ни стало хочет увести меня отсюда.
- …да плевать нам на Семена Ивановича…