Два телевизора в спортзале ПТУ, соседнего со штабом, работают без перерыва. Звук выключают только для экстренных сообщений. Их озвучивают представители штаба.
– Родители маленьких детей! Все, кто сдавал ксерокопии метрик, подойдите ко мне! – Со стульев вскакивают взволнованные люди. – Нужно проверить документы. Если вы меняли в метриках возраст детей на меньший, честно признайтесь. Захватчики потребовали все метрики. – Голос мужчины срывается на крик: – Я вас умоляю: дайте подлинные документы! Если даты в метриках не совпадут со словами детей, их не выпустят!..
Сергей Цой:
Лужков ходил к родственникам заложников несколько раз. Успокаивал, говорил, что штаб принимает все меры. Кобзон рассказывал им, что он видел внутри ДК, – мол, никаких трупов там нет, все ваши живы…
Люди были возбуждены, издерганны, это понятно. Но нельзя исключить и того, что среди них находились сообщники террористов, которые будоражили людей, чтобы все выходили на демонстрацию. Помню, там был парень, который громче всех орал, что нужно выполнять все требования террористов. Я ему говорю: «А ты-то кто?» – «У меня там товарищ!» – «Какой товарищ?» Но он не ответил, смылся…
Ольга Колецкова, мать Ани Колецковой:
В десять вечера я узнала про захват «Норд-Оста». Но я даже телевизору не поверила – не может такого быть! И сначала у меня – шок, истерика, потом стала звонить Анюте на мобильный – никто не отвечает. Позвонила родителям Виталика, они тоже ничего не знали, и я неотрывно сидела у телевизора до полдвенадцатого. В полдвенадцатого Аня позвонила, стала меня успокаивать: «Мамочка, все хорошо, ты не волнуйся». А я у нее спрашиваю: «Тебя там никто не обижает?» Она: «Мама, все в порядке». – «А ты можешь сейчас говорить?» – «Да, я могу, мне разрешили». Я: «Веди себя хорошо, не высовывайся!» Потому что она по знаку Скорпион и такая активная везде – и в школе, и в институте вечно за правду воюет! И я ей говорю: «Ань, ты имей в виду: если с тобой что-то случится, я жить не буду». Она: «Мама, ты что?» А я совершенно серьезно, строго: «Нет, ты это имей в виду и никуда не высовывайся! Ты поняла меня?» Она говорит: «Все, мамочка, тут еще кому-то нужно по телефону позвонить».
В это время примчался ее отец, Саша. Мы с ним 17 лет назад разошлись, но он Анечку очень любит, постоянно приезжает к ней – то компьютер ей починит, то еще что. И тут, как узнал про теракт, примчался из Медведково. Я ему рассказала про Анин звонок, он говорит: «Надо ехать туда!» Я говорю: «Я боюсь оторваться от телевизора. Вдруг без нас какая-то новость?..» А он: «В машине есть радио, поехали!» И мы помчались туда. Но всю дорогу молчали, честное слово. Казалось бы, едут мать и отец через весь город на Дубровку, где дочь в заложниках. Могли бы поговорить друг с другом или хотя бы молча, про себя, вспомнить, как мы, будучи в юности альпинистами, в горах познакомились, вмеcте в одной связке ходили. Как поженились, как Анечка родилась… Но меня такой страх сковал – я такого страха в жизни не испытывала ни в горах, нигде. Меня просто парализовало, я ничего вокруг не видела, и в голове ни одной мысли. И Саша тоже молчал. Всю дорогу.