Что же случилось? В их сарае тоже был подозрительный провод. Они его высветили, но, когда один из парней вышел за фонарем, он забыл про провод и зацепился за него ногой. Провод был соединен с наземной миной, предназначенной для уничтожения танков, так что взрыв был направленным, в силу этого обстоятельства люди остались в живых.
Провод в нашем сарае тоже оказался ловушкой. Теперь уже мы эту мину осторожно обезвредили. Затем последовали скрупулезные поиски с помощью фонариков и спичек других мин-ловушек. Мы их теперь уже ожидали за каждой подозрительно выпирающей доской или торчащим гвоздем.
Но нам предстояла более грязная работа. На следующее утро, после ночи, которая была холодна как тысяча смертей, так, что даже чай замерз в наших термосах, мы обнаружили возле казарм сарай меньшего размера, с прекрасной железной печкой в нем. Ковак моментально достал бумагу и лучину для растопки и уже собирался зажечь ее, когда заметил странный металлический предмет внутри – и, к нашему изумлению и ужасу, он выудил оттуда бомбу. Еще одна была в урне для мусора.
– Это склад мин русских для их тяжелых минометов, – сказал Ковак серьезно.
Теперь уже мы были настолько встревожены, что подозревали бомбы за каждой кучей мусора. Пилле ступал, высоко поднимая ноги, как старый петух, просто на всякий случай – довольно забавное зрелище при его длинных тонких ногах. Но теперь даже Шейх хохотал; конечно, тут не над чем было смеяться – никто, кроме разве что самого дьявола, не мог бы чувствовать себя здесь как дома.
Мы вскоре приспособили для жилья оставшийся сарай и примерно через неделю сделали его вполне комфортабельным. Мы ухитрились реквизировать три печки и топили их днем и ночью. Но ртутный столбик термометра упал еще ниже. Стояние в карауле стало пыткой, независимо от того, сколько вещей на тебе надето. Мы выглядели как игрушечные мишки: две пары кальсон, две пары брюк, два свитера, солдатская рабочая одежда, полевая форма и толстое меховое пальто, изготовленное специально для несения караульной службы. Наши головные уборы были с меховыми наушниками. Открытыми оставались только глаза и нос. Колючий ветер проникал сквозь ткань, прикрывающую подбородок, и словно тысяча игл вонзались в кожу. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не отморозил нос.
Караульную службу несли по два часа кряду, после чего два часа грелись. Ночью нам давали четыре часа отдыха.
– Чертова система, – сказал Ковак. – Но каково тем беднягам, кто сейчас в окопах!
До нас часто доносился гул с линии фронта к востоку от нас. Один раз над нами с ревом пролетел русский самолет, уничтожая все всеми имеющимися у них средствами – точными и с недолетом бомбовыми взрывами и пулями, вспарывающими повсюду снег. Заговорила пушка мелкого калибра. Мы залегли в снег ни живы ни мертвы из-за всех этих взрывов вокруг нас, но ничего не случилось.