Ульрик взглянул на замок, полыхавший в ночи.
Пять лет они провели бок о бок. Вместе работали, шутили, разговаривали за жизнь. Иногда Ульрик ругал своего помощника, чаще хвалил, но ни разу ему не пришло в голову, не мелькнула даже тень догадки, с кем он разговаривает. Хотя, конечно, так и должно было быть. Но Ульрик ощущал легкую досаду, обиду даже. Он доверял своему подмастерью.
А Шенвэль, выходит, не доверял ему.
Ульрик протянул мешок Урсуле. Сестра должна была подстраховать своего мужа, Кулумита, как Ульрик – Марфора.
– Береги себя, – сказал он.
– Да ты тоже не геройствуй сильно, – сказала Урсула и обняла брата.
– Двигаемся дальше! – скомандовал княжич.
Процессия направились вниз по улочке, ведущей на набережную Зеленого мыса. Марфор спустился к воде, осмотреть берег и выбрать место. Ульрик подошел к дому и крикнул:
– Откройте! Эвакуация!
– Пошел на ...! – услышал эльф тоненький детский голосок. – Задолбали ходить, сволочи! Спит он!
Ульрик поднял руку, потрогал петли. Лицо столяра исказилось гримасой отвращения. Он сплюнул себе под ноги и высадил дверь. Ульрик вошел. В свете сального огарка, притулившегося на краю стола, эльф увидел мужчину, лежавшего на полу. Из одежды на мандречене оказались только брюки. Видимо, это был тот самый «он», который «спит». Ульрик наклонился, сморщился от густого запаха перегара и потрогал за дряблое плечо. Эльф увидел татуировку, изображавшую обнаженную женщину, на плече мандречена. У Ульрика потемнело в глазах, и в первый момент он подумал, что свечу задуло ветром. Его горло словно сжали стальные тиски, но в глазах у эльфа прояснилось, и Ульрик понял, в чем дело.
Эльф так давно не испытывал ненависти, что уже забыл, какова она на вкус. Но в этот миг Ульрик забыл обо всем – о горящем замке, о Марфоре, которого он должен был подстраховать, о ребенке, которого носила в себе Елена. Ульрик сжал горло мандречена и застонал от ярости. Для того чтобы задушить человека, требовались две руки. Ульрик отпустил мужчину, выпрямился. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. У эльфа дрожали ноги, и ему пришлось пройти к столу и опереться на него. Ульрик провел рукой по лбу, приходя в себя.
Но было ясно, что в доме находится кто-то еще. Как минимум ребенок, который крикнул, что его все задолбали. А возможно, и его мать. Ульрик предположил, что она лежит где-нибудь в соседней комнате в таком же состоянии, что и ее муж.
– Эй, – сказал Ульрик. – Я знаю, что здесь. Вылезай. Я тебе игрушку принес.
Эльф сообразил, что ребенок, скорее всего, видел его попытку задушить мандречена и теперь вряд ли поверит ему. Под лавкой раздался шорох. Ульрик подскочил к ней, запустил руку в пыльную черноту. Ребенок пыхтел и отбивался. Он не кричал, когда Ульрик случайно стукнул его в нос, не кричал, когда эльф ухватил за ворот рубашки и вытащил из-под лавки, не кричал, когда заметил, что у поймавшего его дяди всего лишь одна рука. Мальчик закричал только тогда, когда в неверном свете свечи увидел острые уши эльфа.