— Да. Немного необычное…
— И знакомое… — Михаил сморщил лоб и прикусил губу. Клавдия Геннадьевна смотрела вопросительно. «Нет, стоп», — сказал себе Михаил.
— Что-то вертится в голове, — неуклюже соврал он. — С чем-то связано… — Этот Егор Петров… он не мог раньше иметь дела с нашим ведомством?
— Да, возможно… Кажется, года четыре назад он не поладил с отцом и удрал из дома. Характер-то видите какой… По-моему, вернули с милицией. Но это давний случай. Вообще-то у них нормальные отношения, прекрасная семья и…
— Простите, а они… из здешних мест? Коренные?
— Право не знаю. Я ведь в этой школе всего третий год… А в чем дело? Вас что-то встревожило?
— Да ничего особенного… Одна зацепка в мозгах… связанная уже не с Егором, а с совершенно другими людьми. Возможно, я и ошибаюсь… — опять неловко вывернулся Михаил. И тут же непоследовательно спросил: — А Егору-то сколько лет сейчас?
— Ну… четырнадцать, естественно. Восьмой класс…
— Да, разумеется… А родился он здесь?.. Видите ли, мне интересно знать, не жил ли кто-нибудь из Петровых на юге.
Пряча в глазах искорки любопытства, Клавдия Геннадьевна поднялась.
— Это нетрудно узнать. В личном деле наверняка есть копия свидетельства о рождении.
Она вышла и через две минуты принесла тонкий листок.
— Да, вы правы… Родился первого июня шестьдесят восьмого года, место рождения — Севастополь…
Из директорского кабинета Егор ушел с ощущением победы. Не потому, что выкрутился и осадил этого сержанта (личность, видимо, все-таки случайную), а потому, что почуял под конец разговора: нет у директорши доказательств, а главное — нет желания эти доказательства добывать и «двигать дело».
Слушать писателя Егор больше не пошел, сумка была при нем, раздевалку уже открыли, и через полчаса он оказался дома.
Едва успела мать скормить ему обед, как позвонил некий Гриб, человек не из «таверны», но знакомый Курбаши и к компании Больничного сада благоволивший.
— Кошачок! По агентурным данным ЦРУ, ты располагаешь кассетой с «Викингами». А?
Егор сказал, что кассета Копчика и Копчик не велел давать ее ни одному смертному. А связываться с Копчиком ему неохота, у того не характер, а одна истерика.
— И не давай, и не связывайся! Мне только послушать хотя бы начало! Чтобы знать, стоит ли игра свечек! Из твоих рук, а? Кошачок, за мной не пропадет!
Егор с полминуты поломался, чтобы набить цену, потом прихватил «Плэйер» и спустился во двор, к заброшенной песочнице, у которой был «сходняк» местного молодого населения.
Гриб — прыщавый тип семнадцати лет и непонятных занятий — стянул громадную грузинскую кепку и почтительно водрузил на нечесаную башку дужку с наушниками. Зажмурился. Они сели рядом, Егор не выпускал «Плэйер» из ладоней. Больше никого кругом не было. Гриб сидел и внимал. Егор ежился и скучал: было пасмурно и зябко. Прошло минут семь. Егор глянул в конец двора, окруженного п-образным двенадцатиэтажным корпусом. Глянул и машинально даванул кнопку «стоп» и клавишу перемотки.