А стрелял как!
Плачет в голос, дрожит, молит спасти от явной гибели:
- Царевна! Красавица! Именем Христа-спасителя умоляю: не дайте погибнуть! Фея моя добрая! Только на вас вся надежда!
Каменное сердце не выдержит, не только женское, да если еще перед праздником.
А ночью к Белорожему идет на поклон шпана.
Поит всех, как какой-нибудь Ванька-Селезень, первый ширмач с фарту.
Костька-Щенок Ваньку своего отдал Белорожему на обучение.
Пришлось мальчугану босиком стрелять, или, как выражался красноречивый его учитель: "симулировать последнюю марку нищенства".
- Ты плачь! По-настоящему плачь! - учил Белорожий, - и проси, не отставай! Ругать будут - все равно проси! Как я! Я у мертвого выпрошу.
Действительно Белорожий у мертвого не у мертвого, а у переодетого городового (специально переодевались городовые для ловли нищих), три копейки на пирог выпросил.
Переодетый его заметает, а он ему:
- Купи, дорогой, пирога и бери меня. Голодный! Не могу итти.
Тот было заругался, а Белорожий на колени встал и панель поцеловал:
- Небом и землею клянусь и гробом родимой матери - два дня не ел!
Переодетый три копейки ему дал и отпустил. Старый был фараон; у самого, поди, дети нищие или воры, греха побоялся, отпустил.
Ванька следовал примерам учителя: клянчил, плакал от стыда и холода. Подавали хорошо. Отца содержал и себе на гостинцы отначивал.
Обитатели тринадцатой почти все и жили в чайной.
Ночевали в темной, без окон, комнате. На нарах - взрослые, под нарами - плашкетня и те, кто позже прибыл. Комната - битком, все в повалку. Грязь невыразимая. Вошь темная, клопы, тараканы. В сенях кадка с квасом и та с тараканами. В нее же, пьяные, ночью, по ошибке, мочились.
Только "фартовые" - воры, в кухне помещались с поваром.
Им, известно, привилегия.
"Четырнадцатый класс" - так их и звали.
Выдающимися из них были: Ванька-Селезень, Петька-Кобыла и Маркизов Андрюшка.
Ванька-Селезень ширмач, совершавший в иной день по двадцати краж. Человек, не могущий равнодушно пройти мимо чужого кармана. Случалось, закатывался в ширму, забыв предварительно "потрекать", т.-е. ощупать карманы - так велико было желание украсть.
- Ширма - жизнь моя! Любую шмару на ширму променяю! - философствовал по вечерам Селезень, напаивая, с фарта, шпану: кажется, отруби мне руки - ногами "втыкать" стану, ног не будет - зубами задуюсь.
Селезень - естественный вор.
Хлебом не корми, а дай украсть.
"Брал" где угодно, не соображаясь со стремой и шухером.
На глазах у фигарей и фараонов залезал в карман одинокого прохожего.
Идет по пятам, слипшись с человеком. Ребенок и тот застремит.