– Давай, Машуня, отпускать отца твоего, – осторожно начала я. – Шутки шутками…
– Это не шутки, мама! – повысила голос Маша, и на щеке ее выступил отчаянный румянец. – Это,,. Ты не поняла, что ли? Мама!
Я отдавала себе отчет, что действительно еще не поняла, чего же хочет Маша, и поэтому решила повременить с решительными действиями.
– Хорошо, тогда пойдем все-таки его покормим, – сказала я.
– Сырым мясом его надо кормить! Пусть жрет!.. – Маша в запале свалила вазочку с сухоцветом со стола и немножко успокоилась.
Я собрала с пола сухие веточки с блеклыми фиолетовыми соцветиями и примирительно продолжила:
– Давай ему тогда хотя бы семечек отнесем, а? Заодно посмотрим, как там и что…
– Какие еще семечки? – Маша, естественно, так просто сдаваться не хотела.
– А вот тут смотри, целый мешочек.
Маша покривилась.
– Маш, раз уж есть не положено… Он их всегда любил, вместо сигарет. Он ведь так и не курит?
Она помотала головой:
– Ничего вообще ему не надо. Так скорей раскаяние проснется. Да и потом – там же холодильник… Наверняка же в нем не только селедочка была… И воды полно, и чайник электрический… Зря ты так беспокоишься о горячей и здоровой пище…
– Машунь… а как ты думаешь… мне эта мысль все спать сегодня не давала… Он там, в бане, до туалета допрыгает как-нибудь?
Маша в некоторой растерянности быстро взглянула на меня, а потом пожала плечами:
– Мне это неинтересно.
– Маша! Ну что за детство! Жестокое и глупое причем! Пойдем скорее…
– Да допрыгает, мам! Что ты так о нем беспокоишься? Если бы я знала… как все у вас… Не волнуйся, он же сам затягивал узел на ногах, значит, сразу и распутал, как мы ушли… И до туалета дошел, не переживай. Ну надо же…
Я посмотрела на разволновавшуюся Машу:
– Ты ведь пошутила насчет выкупа? Ты похитила его в воспитательных целях?
Она еще сильнее вспыхнула:
– Ничего подобного! Просто пусть пожалеет, что бросил тебя!
– Если ему придется выложить такую сумму, то он точно пожалеет! – Я прикусила язык, но было поздно.
Маша свернулась личинкой и привычно спряталась в ракушку, откуда ее можно вытаскивать несколько дней. Маша будет очень контактна, социальна, весела. И абсолютно недоступна для настоящего общения. Это – наследственность. Дурная, непреодолимая наследственность.
Вот права я была столько лет или не права, что ничего ей не говорила – ни целиком, ни по частям? Ведь после достаточно свободного изложения истории нашей любви и расставания Маша, судя по всему, временно потеряла ощущение реальности. Еще бы – разрушился целый пласт семейной и ее собственной мифологии. А если б Маша знала правду поточнее, она, наверно, не сырым мясом предложила покормить папу, а гвоздей бы насыпала и заставила Соломатька съесть. Соломатька… Или меня.